Сибирские огни, 1924, № 3

Мечта поляков видеть свободным св й край, своеобразно вос- принятая сибирским населением, вылилась в 1833 г. в определенное убеждение, что к весне будет мятеж, что пленные поляки, находя- щиеся на службе во многих городах, увлекут за собою всех ссыль- ных, возвратятся в Россию, отберут у помещиков крестьян и с по- мощью Франции воскресят Польшу. В самой России последует об- легчение в податях, а в Сибири произойдет отмена всех угнетений, какие терпят жители. Во главе мятежа станет великий князь Констан- тин Пазлович, он не умер, как официально об'явлено правитель- ством, а под чужим именем живет в Сибири. Его имя тайно переда- валось из уст в уста, с ним связывалась надежда на лучшую долю, на освобождение от податей, притеснений и произвола. Об этих слухах, фантастических планах и предстоящих выступле- ниях поляков доносили в разные времена местной власти, а также и Николаю I и сами поляки, на пример: Шклинский, Высоцкий, Гурский Имя Константина Павловича было популярно в народной среде не менее, чем имя Петра III. Популярность была создана ему на Се- натской площади декабристами; это они бросили я народ лозунг: „за Константина". Великий князь Константин являлся в народной пси- хологии борцом за правду, защитником попранных крестьянских прав, за что он, по мнению крестьян, и пострадал, будучи лишен престола. Неспроста ведь кричали солдаты на Сенатской площади митрополиту Серафиму, что Константина на последней станции держат в оковах. Народная фантазия приписывала великому князю такие планы: „видя неустроенное в России варварское на всероссийское простонародие самовластное притеснение, решил (он) уничтожить его и для этой цели обратился за помощью к австрийскому императору, который обещал двинуть в Россию полтораста тысяч войска". С именем Константина отчасти были связаны и крестьянские волнения в первый год воцареь ия Николая I. Деревня была полна слухами о том, что „Константин даст вольность народу", освобожде- ние от податей,.. Она нетерпеливо ждала его появления и самозва- нец не заставил себя долго ждать: он „об'являлся" то в Киевской, то в Самарской, Оренбургской, Тамбовской и других губерниях. Смерть Константина Павловича (в 1831 г.) не остановила самозванцев. Народ не хотел верить известию о его кончине и продолжал ждать князя, если не с австрийскими, то с французскими войсками. Лишь только власти узнали о предполагаемом в Сибири мятеже поляков, связанном к тому же с именем Константина, как немедля начали действовать по горячим следам. В полках, гарнизонах, горо- дах и селах производился сыск и дознания. Для власти связь поля- ков, хотя бы даже и идейная, с сибирским* самозванцами была де- лом далеко не новым. Когда Пугачев из Троицкой крепости направился к Оренбургу, то „находящиеся на службе в местном гарнизоне, так и не в службе польские конфедераты взбунтовались, согласившись к соединению с Пугачевым", однако же умысел предупрежден и все конфедераты заарестованы. „Правда, только отдельные конфедераты служили в войсках Пугачева, но в действительности все желали перейти под его знамена" а ). Это враждебное по отношению к России настроение конфедератов, их идейное сочувствие самозванцу не забылось властью. В связи с »)' Ц. R. В. С. св. 7, on. № 128, стр. 1, 8, 11, 390. ' ) Лунинский Княжна Тараканова", стр 33.