Сибирские огни, 1924, № 3

На третий день только Васька из мешка спального вылез й хотел костер разводить, видит: как будто меж кустов что-то мелькнуло. Васька замер. За ружьем на брюхе по снегу потянулся. Взял ружье и стал на колени. А лиса - огневка трусцой прямо на него бежит. Как будто плывет по снежной заводи. Проплыла мимо бурой корчажины, нырнула под куст и опять выплыла за молодой низ- кой елочкой. Мотнул Васька глазом звериным. Далеко. А ну, не попадешь? Стал потихоньку курок взводить. А лиса хлоп и стала боком. В бок стрелять—шкуру испортишь. Половина ей цены будет. Легкий вете- рок как раз на Ваську дует и наносит только ему одному понятный и знакомый запах таежного зверя и листвяной коры... А лиса Ваську не чует. Короткие тонкие/ лапы чуть пониже колен в снег ушли. Усастое, остромордое лицо 'в тайгу отворочено. А длинное поджарое тело, охваченное, как черным атласом, блестя- щей шерстью, от морозного инея кажется густой сизой тенью, кото- рую случайно, второпях забыла здесь ушедшая за хребты таежная ночь. Васька ждал. Уже чуть стало пощипывать тупой болью короткий палец, наложенный на собачку курка, когда светлая мушка винче- стера влипла чуть поправее острого лисьего уха. Ничего не хрустнуло. Васька был неподвижен и тих, как земля. Но вдруг он почувствовал, что лиса его заметила. Он узнал это потому, что в этот самый момент, как кулаком, стукнуло в груди сердце. На секунду метнулось в глазах у Васьки дремучее лицо и испу- ганный понятливый взгляд зверя. Обожглась тайга морозная выстрелом:—У-ух, у-ух!—зарявкала трущоба таежная, а в ложбине смешком раскатилось. Васька вскинулся лохматой тенью к тому месту, где стояла лиса Ее не было. Только далеко выброшенный след и крутые повороты рассказали Ваське о том, как пырскал уносимый ужасом зверь. Васька ничего. Всадил винчестер прикладом в снег и стал тереть нывший от мороза палец. — Ге ге, цо- и о, ай-ай, пропал, совсем пропал. Блинчатое желтое лицо растерянно улыбалось. — Ге, нет лисы. Покачал головой Васька и затянул для чего-то лосиный шнурок дошки. Знал он, что лиса теперь уйдет далеко. И скоро, может быть, черным бесшумным призраком перенесется через снежный простор Амура и нырнет в трущобную тайгу Амгуньских сопок. — Пойду в Богородск-подумал Васька,—Все равно близко. А там Макарка. Стал костер разводить. Все не клеилось. Пять спичек испортил, прежде чем огонь рагвел. Васька злился тихо, шопотком ругал тайгу, спички и даже жену свою, которая положила ему эти спички. Испек себе лепешку пресную, чай вскипятил. Поел. Куоить захо- телось. А табак вышел. Вывернул Васька кисет и вытряхнул на ладонь немного пыли табачной. Пошарил по карманам. Коть бы крошку табаку нашел. Вынул Васька из карельской трубочки ореховый мунд- штучок пропитанный никотином, отрезал кусок и накрошил его ножом на ложе винчестера. Набил крошками трубку и затянулся. Сла- бый дым с непривычки защекотал в горле. — Кха-кха—закашлялся Васька. И тайга глухим мягким эхом закашляла. Как будто кто-то палкой по снегу шлепает.