Сибирские огни, 1924, № 1

Заметив нечестивца, Ильинишна кричала: — Видишь, булгарин, Мишенька то! А ты лба не перекрестишь сроду, дьяволенок. Мишка пугался Илькиных глаз. И незаметно уходил домой. К л я т в а Однажды, когда мать дала Мишке большую репу, а ему, Ильке, показала плеть, Илька поклялся перед товарищами проучить Мишку. С этой целью он отыскал „на вышке" огромный заржавленный нож и стал ждать удобного случая. Случай скоро представил :я. В Троицу Мишка сидел в любимой лебеде и тянул только что петые в церкви напевы: закрывал глаза, крестился и помахичал рукой. Вся душа перевернулась у Ильк '. — Вот она где, сволочь, происходит!—заревел он, поспешно вы- таскивая из-за пояса страшный нож.— Поповски уж, стерва, начинает дома РЬ'ВОДИТЬ. А потом, подбежав вплотную, взял нож по разбойничьи в зубы, наскоро засучил рукава и,стараясь придать голосу грозность, сказал: — Сейчас тебя угробю. Горло тьбе перережу... Молись перед кончиной.. Мишка с трудом перекрестился и дрожащим голосом сказал: *— Господи, помилуй... — Не так.—взвыл Илька, делая страшное лицо — На кг ленках! Мишка, шатаясь, опустился на колени и, падая на подгибавшиеся руки, стал без единой мысли в голове креститься и клс пяться. — Ну, прощайся с белым светом.— мрачно сказал Илька,—Да кланяйся на деревню. Вспомнив деревню, людей, мать, Мишка заревел: — Ма-ма... Иленька. Ма-ушка... Слезы обильно потекли меж пальцев, мешаясь с приставшею от поклонов землей. — Он ведь трусишка: подумает—на самом деле. Ильке стало жаль беспомощного врага. Ему и самому стало не- вмочь. — Ну... живи...— сказал он, смилосердясь, —Только ты должен принести мне клятьбу.... Слышишь, Мишка? Кое-как поняв, что ему можно жить,— лежать в этой гудящей насекомыми траве, смотреть в это сверкающее небо, по которому хо- дят такие нарядные тучи, снова побежать в лес, на речку, в деревню, опять обнимать мать, и что горло его не будет перерезано этим ужа- сным ножом — Мишка обратил к палачу мскрое лицо и заторопился: — Клятьбу дам. . Дам клятьбу... Иленька... Илька, держа -в левой руке нож, подняв горящее лицо к небу, стал креститься и говорить: — „Во имя отца"... Тверди за мной... — Отца,— лепетал Мишка, также смотря в небо, на самом дне которого, уже у горы, лежало золотое солнце. — ...И сына и святого духа... Аминь. — Аминь,— сказал тихонько Мишка и ему стало легко, легко» В памяти всплыла церковь, клубы дыма, сверкающие иконы, Мишка несколько раз перекрестился.