Сибирские огни, 1924, № 1

И по голосу слышнб, что говорит кто то тщедушный, щуплёНЬ- кий и добрый, а тут и глаза добрались, увидели. Сидит на лавке мужиченочка сухонький, руками на лавку оперся, босые ноги на пол спущены. И видно по всему, что любопытством мужичек этот загорелся. Хочется узнать ему, кто это пришел такой не в пору, не во-время, нетутошний, ободранный, почитай что голый. — Из городу, должно, миленочек? Да что стоишь то? Ты са- дись... Проходи, миленок. Садись вот тут вот... Со станции ты что-ли? Заблудился? Лопотинка-то у тебя какая. Ай-яй-яй. — Сейчас. Я расскажу сейчас. Все расскажу. Сел Козин, но не на лавку, з у порога сел. Заговорил быстро, придушенно, сторожко сквозь дверь и стены прислушиваяс-. Советскую власть сбрасывают. Слышал ты это? Власть тру- дящихся. Собралась вся эта погань: офицерье, пристава крестьянские и так далее. Чехов наняли. За богачей стараются, а те—деньгами сыплют. И видишь вот: в чем прибежал. Уж совсем раздели, застре- лить только осталось. Дай, товарищ, накрыться чем-нибудь. Разве можно так показаться теперь куда-нибудь. На ноги—опорки какие- нибудь. Фуражку, картуз ли там. Не пожалей, друг, в век не забуду... Засуетился мужик, обеспокоился. — Охти Господи, царица небесная. И что это деется на белом свете: вот то дела. Ну-дела... Чичас, миленочек. Домой сбегать надо. Недалеко тут-ко: три версты толечко Чичас... Есть там у меня ишо из лопати-то. И хлебушка тоже захватить. Посиди тутка, миленок, Господь с тобой. — Нет нет Не могу я так.—Поднялся Козин.—Как же останусь я тут в этом. Сем посуди. Ты... вот, дал бы мне свой этот... и бродни. Ты же дойдешь, что тебе. Местность наизусть знаешь. И недалеко... Говорил спокойно, но глазами и всем видно настаивал: только так должно быть, ни в коем случае не иначе. — Не моя это лопотина-то, шабур то этот—Корнеева. Ну, да— что я. Пустяки какие. Ладно—ладно, миленочек. А я с задов зайду, чтоб не спрашивали... Вот и шапку возьми: не жаркая она, это шап- ка-то. Строгай тут, сиди, что нибудь. Как ровно что тутошний... Вот бродни-то тебе, миленок, налезут ли: стельки там во всю копну. Ты убсвь их немного, стельки то. Вот-вот... Ну—пойду я. Сбегаю. Здесь, вот, хлебушко есть в лукошечке... Ну, оставайся, миленочек. Оставайся, уж будь надежен не сумлевайся, миленок мой.,. Прямиком пошел „миленочек", ближе прямиком то, чем по до- роге. И никто не встретится. Любят люди судачить: что да почему? И хоть не нужно это им совсем, а ты скажи им все-таки... Идет, торопится корнеевский работник „Миленочек", и не вме- щает его грудь особенной какой-то, какой-то гордой радости. В каждом шаге ноги она—эта радость, в каждой жилке, в каждом движении; из глаз течет течет, излучается огоньками теплыми, солнечными. И понятно теперь все „Миленочку". — Вот оно, дружно живут в городе-то. Не то, что у нас в Ко- чермушечке. Как вышел там спор то этот, каждый за свое г о вос- стал. А бедный—за бедного. Ну и докажут возьмут свое. Дока ажут, миленочек. Массы их, бедных-то. Да и на кулак-то они гокрепче...