Сибирские огни, 1924, № 1

Не бежит—летит Козин. Не слышит, что лицо прутьями исхле- стал, рубаху и подштанники распластал в клочья, ноги ободрал до крови. Не остановился еще поезд, но соскакивают уже с него и даже через кусты лезут, за ним скоро погонятся. Но уж не страшно это Козину,—не могут же они бежать так же быстро, как человек, который жизнь свою догоняет. К тому же бо- сиком он. Плохо только, что в белом весь. Вил?ть надо пока до хле- ба. Д через хлеб—прямо, высокий хлеб—согнуться немного—не выделят. За хлебом под уклон пошло. Взял влево немного, пробежал сажен с сотню и свалился под куст. Мочи нет, отдышаться надо. И вдруг беспорядочно зачокал пяток винтовок там, у поезда... Еще. Не заметил, как вскочил. И как побежал не заметил. Еще пять раз сзади винтовки тявкали. Убивали. Бежал порывисто и жадно. Еще молчала радость. Зорко бегали глаза, насторожилось свитое из веревок тело. Свистнул паровоз. Постучал вагонами. И тихо стало. Мохнатой шапкой ночь на глаза нахлобучилась. Еще раз присел в высокой ржи. Сырой глины на пашне выко- вырнул, к коленку приложил. Вспухло коленко. Долго болеть будет. Побродил тихонько, колоду обгорелую нашарил. Снял рубаху, под- штанники. В дупло несколько раз запихал, пошоркал. Не так белеть будет, все-таки. Но спохватился—Ведь, жизнь-то свою бурную, раскаленную, не нашел еще. Бегать, суетиться надо. Искать надо. Вырвать жизнь. 111. Еще чуть-чуть только жидким светом по небу полоснуло, увидел Козин на бугорке избушечку. Выше колен роса ноги вымочила. С разбуженных березок на спину насыпалась. Д все-таки каждую березку будил: у каждой останавливался, всем телом смотрел и слушал. К избушечке кошкой хищной сзади подобрался Глаза ищейки засуетились, зашныряли забегали, у таганка по- нюхали, сутунок около ощупали и, как гвозди, в стены впились. И сказали: есть там кто-то. Перехватило дыханье, осунулось лицо, стали жилистыми мускулы. Огляделся подозрительно, испытующе. Булыжник камень у дверей оставил. Дверь рванул—чуть с крючьев не слетела. Прихлопнул и стал у порога, щетинистый железный. Зажужжали вспугнутые мухи, затыкались. Дернулось и затихло что-то на лавочке: человек поднялся, сел. — Кто тут-ко? Молчит Козин. Только в горле хрипеть со свистом стало. И вдруг схлынуло напряжение.