Сибирские огни, 1924, № 1

А разделюция эта, что ни день, то всё ширится. И даже ту?, на маленьком бугорке, у Корнеевой заимочки, беспокойно уж как-то стало. На бугорке заимочка. Видно от нее, как запыхавшись носятся, свистят бешеные стальные кони. Таратайки эти длинные, домики красненькие вокорень измотались: прыгают, звякают, колесиками своими крутить не успевают. А охрипший паровоз заорет толстым густым, сведет на тонкое, завизжит и ровно зубы оскалит, мимо бу- дочки бросится. Суетятся беспокойные паровозы, носятся. И-аж щелкает—треп- лется на каждом флаг красный, словно волосы на упрямой голове, с которой картуз этот кожаный давно уж, к чортовой матери, под откос снесло. Ну, и гоняют же люди—нечего сказать. А чего гоняют, прости господи. Подумаешь и даже зло иной раз возьмет. Подеялось же что-то с человеком, как опьянел ровно, с узды сорвался... ...Скусна картошка нонече, рассыпчата. В трех местах мундир у нее лопается, сваришь ежели. Тоже и березоньки кудреватые, беззаботные. Легкомысленные. Обступили так же все: шу-шу-шу.— Шу шу шу, у тебя, дева, спрошу. И лукаво глазом этак на Миленочка—чего это он всамделе, что с ним такое подеялось. Но не замечает того Миленочек, ничего не замечает. Сидит, жует вяло и равнодушно. И не умиляется уже, ничем уже не умиляется. Сузилось загорелое личико, как Пирожок пшеничный, расшинь- галась туда сюда бороденка-вехоточка, и глядят из ямок добрые глаза куда-то ни на поле, ни на будочку... Так—никуда, должно быть.,. II. Семен Козин убегал от белых. Он был деповской рабочий, а кроме того он был еще и боль- шевик. По крайней мере, все так говорят о нем. А буржуазия, зна- комая которая, так та прибавляет даже. У-у, такая язва пакостная. Кто же город то взбаломутил. Он да Прошечка Косоротый. Двое они. От них, ведь, и началась зараза эта самая. „И—ничего, еще не так-бы тебя сперло, тетушка, если-б не чехи твои чистенькие. И—сопрет еще. Это ничего, что мы, красные, убе- гаем, а твои, беленькие, за нами гонятся. Совсем даже ничего это не означает—момент один". Убегали быстро, почти не бились. Врасплох были захвачены. Козин сзади с броне гиком шел, отступление прикрывал. Был еще дух в этом хвосте: все оправиться надеялись. Но когда Ушаков—полковник, заехав по Байкалу, обрезал ему путь к Верхне- удинску, а со стороны Иркутска чехи и русское офицерье напирало, малодушничать стали которые. В Байкальские горы на голодную смерть подались, в одиночку рассыпаться начали, чтоб лучше спря- таться. Командир был Козин и потому никуда не побежал, в куче остался. А когда постановили сдаться товарищи, не стал уговаривать. Чтож