Сибирские огни, 1924, № 1

— Теперь такого набузуем, что белогвардейцам небо с Овчинку станет! Уж моя не сдаст!.. — Кабы не твои первые заслуги, как ты всю большевицкую нашу шатию спервоначалу собирал, арестовать-бы тебя следовало!... Я тебе, брат, не забыл, как ты есера-то припрятал да выпустил! Гляди, как-бы первое забыть не пришлось, а за второе кабы не взгреть! Я об Лебедеве тоже дознаюсь, за каким делом от боев укатил. Степан сплюнул, грубо выругался, но отошел к сторонке. Знал, что Катошихина ни убедить, ни разговорить нельзя. Но скоро при- шлось в открытую вражду вступить. Все гуще, грозней дыханье беды. И день пришел, когда с башни бывшего винного склада и с колоколен видны стали темные живые точки вражьего стана. Разбудило тишину омертвелых осенних полей гулкое уханье ору- дий. В панике бега по голым пашням, по приубоженной осенью степи заметались пуглквые зайцы. Замерли, как затаились, к городу дороги. И деревянный мост через речку глухо грохотал уж не от тяжелых крестьянских возов, а от мерного тяжелого стука пеших отрядов, от тревожной рыси конных. В окопах залегли солдаты. Свежими наклейками на заборах, слухами во дворы, дома, ка- зармы сообщил военно-полевой штаб: город должен выдержать осаду. Нопым военным начальникам пришлось круто. Солдаты были собраны со всех концов разноплеменного, большого, как Иное загра- ничное государство, уезда. В казармах гортанно перекликались кир- гизы и башкиры. Певуче и неспешно хвастали о своей военной доблести ленивые украинцы. Подслеповатая колготила мордва. Весь уезд заселен выселенцами из разных губерний. Между селами годами шла глухая вражда. Бывали и кровавые дикие побоища между раз- новерцами. Теперь они стянулись в город под одну большевицкую руку. Каждый со своей обидой, со своими надеждами и разноречи- выми требованиями. Фронтовики тонули в скопе плохо обученных, своеобычных добровольцев и новобранцев. И между начальниками разных частей, отрядов и батальонов не было согласья. Когда Степан думал об этом, ему хотелось отстегнуть наган, снять чуждую его су- хонькой, малосильной фигурке шинель, отчаянным взмахом руки от- бросить военные приказы и планы. Бежать, бежать без оглядки в отчаянии полной безнадежности. Но рядом у стола, в нижнем этаже, в караульном помещении, во дворе штаба толклись рабочие с окраин уезда, где степь золотоносна, с городских, кожевенного и кирпичного, заводов и всякий мелкий ремесленный люд. Без сбережений и запа- сов, в хлипких жилищах оставили они свои семьи. Пришли под ружье. Топтались упрямо тугодумные, несворотливые крестьяне, порушившие уклад своей глухой обособленной жизни. Явились большевистский го род отстаивать. Эта живая стена Степану Типунову выход для бегства закрывала. И в постоянной лихорадке расспросов, расчетов, тревож- ных сообщений, никогда не служившие на военной службе Типунов, рябой сероглазый рабочий с прииска Гаврилов и крестьянин Мике- шин, с короткой левой ногой, с утра до ночи вместе с Катошихиным и узкоглазым фронтовиком Пыриным обсуждали военные дела. По предложению Катошихина выделили тридцать пулеметов и к ним пулеметчиков под команду Катошихина. Катошихин зычно порадовался: