Сибирские огни, 1924, № 1

быть согласьем крепким. Часто на своем партийном собрании и на митингах говорил теперь Степан новое жестокое слово: дисциплина. Маруся, тревожимая его худобой и сумрачным видом, просила его: — Скажи мне правду? Очень опасное положение, да?... Ведь уж окопы рыть хотят... Близко казаки? Степа, не скрывай! Ты таишь, а я от неизвестности только больше страдаю. Степан необычно мягко ответил: — Окопы и проволочные заграждения приготовляем, чтоб нас врасплох казаки не застали. А больно опасаться пока еще нечего! Едва ли до нашего города дойдут. В утро одно, вслед за стадом, вывели пешие и конные красноар- мейцы большую партию людей. Купцов, богатых горожан, учителей гимназии и реального, бывших скотопромышленников, священников, дьяконов и одного ветеринара. . Молодцеватый верховой в мягкой суконной шапочке с красной звездой об'яснил лыбопытной бабе на мосту: — ... буржуазных интеллигентов... рыть окопы... И в час обеденный Маруся видела в окно, как пугливой рысцой спешили за город в скромных платочках и шарфиках купчихи, по- падьи, учительши и ветеринарша. В узелках и судках несли окопни- кам еду. Степан в тот день в конце ночи домой пришел. Только что одо- лел Мэрусю тревожный, со вздрагиваньями, мгновенными пробужде- ниями, мучительней сон. На стук вскочила быстро, но от внезапного необ'яснимого страха не скоро с дрожью в ногах справилась. Степан вошел хмурый. — Стучал, стучал... Вероятно, всех разбудил. Неужели так креп- ко уснула? Бросил сердитый взгляд. Увидел ее пристаренное усталостью и • безпокойством лицо. Еще больше потемнел. Сквозь зубы сказал: — Дай чего нибудь поесть. Не ел с утра'. Да не возись! Кусок хлеба дай и ладно. Ел быстро, жадно и молча. Скоро, не раздеваясь, кинулся в по- стель. Мэруся, сторожко ступая, повернула выключателй. Туманный трепетный рассветный свет пробрался в комнату. И стало все кругом призрачно, неверно и печально. Тогда Степан тихо, будто только са- мому себе, сказал. — О. занят белыми. Маруся села на кровати. — Степа... — Я устал. Спи! Завтра поговорим. Маруся, чтоб не видеть бледный свет, лежавшего ничком Сте- пана и остро-назойливую сынову колыбель, уткнулась лицом в по- душку. Сердце, как больной зуб, нудно заныло. Она тихонько запла- кала. Степан неслышно встал, прислушался, порывисто закурил папиросу. Затянулся и отшвырнул ее к двери. Подошел к жене и не- ожиданно тяжело сел на ее кровать. Глуховато откашлялся и бережно погладил ее волосы: — Маруська, как-нибудь крепись... Сейчас я вспомнил, какая ты была до рождения Андрюшки... Всегда спокойная, грубоватая, но -здоровая и крепкая. Ээх! Надо бы. чтоб Ты опять такой стала.