Сибирские огни, 1924, № 1

Елена испугалась, отговаривала. Но он настоял на своем. Чуть занялся холодный осенний рассвет, они с мельницы вышли. Задами прошли и днем ни кем незамеченные. Доктор испугался. Сына со слезами молил на улицу не показываться. — Тут через три дома сход сегодня... А о тебе уж слух прошел. А на сходе как раз об Александре Литовцеве заговорили. В •школе мужики собрались. Из класса парты бы пи вынесены. Сидели на скамьях и на подоконниках. Стояли в углу кучкой. Немноголюд- ный сход собрался. Сначала горячился один Филипп Парамонов. Чернобородый, густоволосый длинный мужик. — Вот покос убирали коммунами! Видали сами, по порядку и с прибылью все вышло. А теперь кулаки на старо воротят. Под пар пашню кому из бедных дали? Кому? А сами виноваты! За себя нет, чтоб выстоять! Брехунов, смутьянов всяких слушаете! Распустили слух, казачишки осиливают! И рты поразевали! Баба на подоле весть при- несла—все пришипились! А эти Фадцеевы-то, рады! Сами в хомут к ним лезем. А по-моему, коль в драку вылезли, стой до последнего. Визгливый тенорок из группы в углу Филиппа прервал. — Ладно ты драться горазд! Только этим и займа ешься. А нам хлеб добыть надо. Филипп кулаком здоровенным по столу. — Это Семка Загребин под божницей канючит. Осмелел! И до- статку небольшого, а все у богатых в подголосках. Кинут какой кусок, и сыт. Пущай под ихими окнами тянет Лазаря. Мы подпевать не будем! Так говорю, товарищи?... Разноголосицей сход отозвался. В шуме сочувствие и протесты вместе смешались. К Филиппу хромой сапожник выскочил. Замахал длинными руками, закричал: — Знамо, старожилы на свое гнут. Казакам обрадели. И наши, которые обзавелись, тоже обрастать стали. Жители! Не глядят, в чью руку гнут. Этим ладно успокаиваться-то! Что в домах, что в закро- мах— густо. Лопату не протолкаешь! Им куды с добром трястись? А наши избешки худые, да и те нанятые, не свои берегут. Скота нет, дак за вшей в голове чюль-ль бояться? Кабы не растерять! И-их вы! Куды нам теперь подаваться? Хуть казачишки, хуть сам царь... Хуже чем жили и они для нашего брату не придумають. Отбирать надо землю себе. Возьмем, не возьмем, приматься надо. Передохнул. Высокая кривая баба ввязалась. — Мой мужик с казаками в город биться пошел. Сказывал: „Вы- стоим. Лопнуть выстоим". Знамо, что тут глядеть? А Марья Сафонова: шы-шы-шы. Шышкай шышкай, а пока еще наша берет. Эдаких сичас и крутить. У ей одеялов одних три, одно тканьевое, да юбок шер- стяных пять али шесть.. Филипп остановил. — После тетка юбки ее посчитаешь. А этаких шепталыдиков, правильно, проучить следует. Вот к доктору сын очень заведомый белогвардеец, явился. Выволочь его суда. Допросить и в город до- ставить. Загалдели. Из угла Загребин снова вызывающе. — От отца его тоже худа не видали! Егор Кресницкий, большеносый, с угрюмым взглядом испод- лобья, крикнул.

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2