Сибирские огни, 1924, № 1

звезды. И в печали его немолчная, степная музыка шуршания травы,, треска насекомых, писка зверков и шума крыльев пернатых стала то:кливо однотонной. Пронесся холодный ветер. Заставил Литов- цева с'ежиться. Ага, вот! Наконец-то! Уродливые каменные скалы прорвали степь. Выросли и застыли, как угрюмая стража. Под самыми скалами одинокое Матвееве жилье. Мало проторенная, непроезжая дорога прямо к его воротам. Ускорил шаг. Но отдохнуть в жилье не пришлось. Матвей во дворе встретил. Разговор короткий вышел под сараем. Даже в дом не заходили. Рассказал Матвею все быстро. Уж очень устал. Ответом Матвей за- медлил. Литовцев тревожно на него взглянул. Но непроницаема ясность его взгляда. Неспешно, как бы раздумчиво, проговорил. — У меня-то негде, парень... Наезжать стали. Вчера были крас- ноармейцы из города. Айда, я тебе тропку надежную укажу. Зано- чуешь в поле, коль не дойдешь до Маметовки .. И рад-бы, да не могу_ В Маметовке каждый башкирин в Алексеевку к родителю доставит. Узкой тропинкой между гор шел неторопливо. Прошла тоска. Охватило полное безразличие. Догонят, значит судьба. Сам в руки не пойдет, но и бежать уж больше не может. Недалеко отошел. Смо- - рила усталость. Свернулся клубком в кустах и крепко уснул. Уж высоко было солнце, когда в Маметовку пришел. Не обманул Матвей: в первом же дворе нашел подводу. Башкирин понимал и сам говорил по русски. Щуря узкие глаза, согласился: — Апиксийка! Знаим. Полсотня давай. Вез проселком. Ни о чем не расспрашивал. Только перед самой Длексеевкой повернул к Литовцеву скуластое лицо. Сказ?л вкрадчиво: — Чистый беспорядка пошла! Который красный бигаит, который казак искаит. Куды башкир бигать? Ни знай, ни знай. Ни слобода, а биспакойство! Литовцев не ответил. В полдень приехали в Алексеевку. Отец дома был. В одном нижнем белье на кровати лежал. Никого больше в доме. Только в i-ухне еще видел белолицую, полнотелую женщину. Увидел старик сына. Сорвался с кровати, и не мог ничего ска- зать. Пролепетал только дрожащими губами. — Саша... Сашенька... Смешно ткнулся сыну в грудь головой. Заплакал всхлипывающим старческим, на детский похожим, плачем. —Некогда, папа... Мне отсюда уехать прицется. С трудом втолковал отцу. Суетился ахал, снова плакать прини- мался или умиляться. — Вот пришлось Есе-таки увидеть... Уж не думал. И близко- город, а не ты ко мне. ни я к тебе. Мне куда уж... Рассыплюсь. И лечить то не могу. Так держат. В деревне и такой доктор, как я,— находка... — Папа, надо решить... — Погоди, покормить доть надо... Но выплакался, понял. Сам затормошил: — Скорей, Саша... Скорей. Я знаю, куда тебя увезти. Хорошо, хоть пора рабочая. Не видят наши то горлопаны. В тот-же день на заброшенную мельницу к старику знакомому •твез.