Сибирские огни, 1924, № 1

на военном „чортовом колесе" (Слонимский), кто играет на заводной кукле или просто в карты (Каверин) и т. д., но каждый —лишь на одной струне. Многострунней (и потому многообещающей) всех Николай Ни- китин и Николай Тихонов. Оттого так быстро постигает их оскудение, наступает самоповто- рение, вырабатывается шаблон, а шаблон всегда—начало конца. Ни один из серапионов не достиг еще интегрального мастерства, подлин- ной глуби и охвата титанического нашего бытия, а завороженность творчеством-игрой грозит выродиться в игру в творчество. Хочу думать, что у „серапионов, выражаясь языком никитинской бабы, „туточка не сквозняк, а фокус" („Полет", гл. 18). Наши войны, революции, землетрясения, полеты и шквалы—не игра," головокружительный перелом всей мировой культуры—не шут- ка, жизнь современная—отнюдь не цирковой „Parade alee" и не сот е- dia del'arte, человек современности—не только камень, не просто амеба или „рыжий Франц". Только сумасшедшему „мешку" Фирсову разрешается думать, что „ничего нет, уверяю иас, только электриче- ский цирк" („Полет", гл. 20), и только Шкловскому мы предоставим заверять ничевоческую публику, что в „искусстве нет содержа- ния"... '). Тот, кто не поймет творимой на наших глазах могуще- ственной трагедии, не создаст никогда эпопеи о днях наших. Рожа нашего тысячеликого быта слишком крива, чтоб еще можно было кривить и писательскую рожу в нарочитую подчерк-tyiyio усмешечку. Плоского, поверхностного, примитивного, двухмерного, нэповски- бульварного и никудышнического в нас слишком достаточно, чтобы усиливать мещанское ничевочество выразительной, но пустопорожней позой адтматического искусства. Ведения, повторяю, нам мало: нужно провидение. Нам нужен ху- дожник-активист, революционер духа, не топько и не столько созерца- тель, сколько „законодатель" и взрыватель старых пластов торфа в бо- лотах и новой гранитной породы человеческой окаменелости. Соответственно этому, нам нужна и критика, не только анали тическая, но больше всего синтетическая, жизнетворческая. Нам нужны критика и поэзия, творчески, активно перевоплощающие жизнь и челозека по образу и подобию своему, не искусство, подражающее жизни и ее отражающее, но искусство, заставляющее жизнь подра- жать себе, стать творчеством, поэмой, песней. Гете своим „Вертером" заставил целые вереницы юношей по- кончить самоубийством. Нам нужен новый Гете, который-бы тысячам духовных само- убийц дал пафос новой жизни, любви, призвания, веры, пафос счастья. „Серапионы" пока идут по линии наименьшего сопротивления, пребывая в стадии „наивного реализма" (М. Шагинян) или наивного романтизма. Их формализм—дань общественному упадку, усталости, жажде развлечься, „забыться и заснуть". В. Шклоас*яй, „Тристан Шеиди". Стерна и теория романа. Изд. „Опояз" П. Б., 1921 г.. стр. 39, см стр. 22.