Сибирские огни, 1924, № 1

замок; вместо темы—двутемье, вместо принципа, осмысляющего тра- гическую коллизию—окрошка из нескольких принципов или, что все равно беспринципность. Бунт Клары, Энрикэса, де-Борна оказывается картонным бунтом, их страсти—трескучим ветряком на холостом ходу. Причина таится, конечно, не в неумении Лунца думать—наоборот, как и Каверин и Слонимский (отчасти Полонская) Лунц—крайний ра- ционалист, рассудочный, головной. Причина таится глубже—в стремле- нии к сценическому эффекту, как самоцели, в подчинении замысла — зрелищу. Если его товарищи по группе стремятся к „самовитому" образу (Никитин, Иванов), „самовитому" смеху (Зощенко) или гротеску (Каве- рин), то Лунц выдвигает „самовитую" сценичность, драматизм, само- цельный пафос... В результате: энергичное, но трагическое путешествие талантли- вого странника все туда же —в „осязаемое ничто". Финал же поистине трагичен: Апон:о Энрикэс влетает в трубу,, а замысел оттуда же вылетает. Старательное сочинительство. (Mux. Слонимский). В театре это называется: „Поддерживать ансамбль". Слонимский посильно, но всемерно попдерживает. Тщательно выписанные военные рассказы. Четкий рисунок. Старательно обточенный язык. Но все это без изюминки, без лица и стиля. После Л. Н. Толстого и ft. И. Куприна писать военные рассказы начинающему писателю—занятие, вообще говоря, более, чем опасное. Эту роскошь может себе позволить такой мастер, как Замятин („На куличках", „Детская"). На это может дерзнуть ярко-талантливый Ник. Никитин (повести „Рвотный форт", „Полет"), да и то его военная среда вся растворена в новом „уездном" дней послереволюционных, раскрашена современным и потому волнующим провинциальным бытом. У Михаила же Слонимского лишь неплохие, отнюдь не бесталан ные с достаточным тактом и туманным романтическим привкусом сра- ботанные очерки. Он умеет передать читателю дымно-кровавый бред военного угара, умеет отразить стихийную злобу солдат против офицер эв после торжества революции, когда впервые выпрямившийся из под звери- ного ярма офицерщины „нижний чин" резал начальника, как поро- сенка: „Все глуше визг и вот—поросенок зарезан. Стрелки вылезли из сарая". ') Это об убийстве восставшими солдатами ад'ютанта Ловли. Или— „несколько штыков, выворотив из жирного трясущегося тела кровавые кишки, встретились в животе капельмейстера. г ) !) М. Слонимский - .Ше с т ой стрелковый", рассказы изд. „Круг". 1923 г., стр. 176, см. стр. 126 3 ) lb. 127, 80. 15* Сибирские Огии М 1. 225