Сибирские огни, 1924, № 1

Скрылся в воротах. Терпкими J OT жалости поцелуями целовала дрожащие руки, седую мамину голову. Говорила бессвязные, ласковые слова: Ну, мамуся, муличка... Мамусенька, успокойся. — Я па-апа... Папа, как же? Дождись, не ходи. Я не пущу. Я лучше сама за тебя пойду... Леночка, говорят: они там в штабе всегда пьяны, насильничают... Нет, нет, я не пущу тебя. Я сама схожу, переговорю, убедить постараюсь. Вымолю, выпрошу .. — Мама! Да, мама-же... Ну, иди сюда. Ляг на кровать, успокойся. Ну, что ты говоришь... Ты зачем сплетни повторяешь... Ведь я уж была в штабе... Тогда, когда с Сашей вместе .. Ничего мне не сде- лали... Я скоро вернусь. Тогда, ведь, вернулась-же... Ну, успокойся. Дай мне передохнуть, а то я Сашу подведу... — „Саша, Саша"... От него все. Сгинул-бы, затерялся-бы где- нибудь, проклятый! Господи, за что, за что? Нет, нет, Леночка, не сердись... Подожди... Одну минуту! Я зла к нему не питала... Ну да, ну да, все устроится. Еще поживете мирно. Потемневший, скорбный взгляд дочери, мгновенно побледневшее, как помертвевшее, лицо ее верней всяких слов Наталью Викторовну привели в чувство. — Ничего, ничего, Леночка... Прости меня. Я сейчас, сейчас.. Только я тебя провожу... До штаба сама доведу... Я папу, папу как- Сейчас я Марфу за ним пошлю... Голос Елены строгим и твердым стал. Об Александре мать на помнила. — Мама, не надо его. Истерзаете вы меня раньше времени, по. пустякам. Да и дом на кого-же останется? К папиному приходу я уж, вероятно, сама из штаба возвращусь. И тебе со мной идти совер- шенно незачем. Где шарфик? Я только голову прикрою. Переоде- ваться не буду... Нет, пальто не надо. Сегодня тепло. Куда-же ты? Мама, не ходи! — Леночка, я только погляжу... До штаба только. Тут недалеко... Я сейчас, Леночка, я спокойна... Только провожу тебя!... Неверными, дрожащими пальцами тщилась застегнуть пальто. Опять Елену жалость ужалила. Подошла, застегнула, поцеловала. — Ну, где же наша охрана? Послушайте, конвойный, я готова. В дверь увидела—в кухне мирное чаепитье. Марфа успокоила. — Ты, барышня, не сумлевайся. Он—деревенский, не лютой... Недалеко от нашинской иха деревня. Шабры... Сродственников моих знает! Дак ты, парень, уж постарайся. Так и так, мол, хоть господа, а на Советскую власть согласные. Марфа, мол, сказывала. У их два года служу. Ничо, невредные. Я хахоль-тс Еленушкин, как сбег, слуху не было. Верное слово! Мне чего покрывать, а только жалко... — Идемте скорей! Я готова. — Я абождут! Там в штабе-то не капит. Да и без вашего делов много. Народу наташшили, не протолкнешься. Поди, всех своих кумовьев и сватовьев там поглядите. Все господа понатолканы. Ну, спасибочка. За чай, за сахар... На деревне буду, Митяхиным скажу: побывал, мол, у сватьи, у вашей. Яйдате, барышня! — Мама, не ходи... Останься лучше дома. Я уверена, что скоро возвращусь... Ты лучше Марусе Типунсвой позвони... Она мне за- писку присылала.^Сходи лучше.в^аптеку к телефону. И, кстати, эфирно- валерьяновых. г 140