Сибирские огни, 1924, № 1

Сначала я об'яснял это особым складом характера японцев, осо- бенностью их чисто „восточной" политики и только позже, когда определенно выяснилось коренное расхождение военной партии и мини- стерства иностранных дел по этим вопросам, стали понятными и отмечен- ная неуверенность в решениях, и ненасытная жажда к информациям. Ставя интересовавшие меня вопросы, я, между прочим, в письме к одному из представителей Генштаба, характеризуя причины неуспеха борьбы против большевиков, вплотную и весьма определенно коснулся вопроса о продвижении японских войск к западу, к Уралу. Я отлично понимал всю неосуществимость этого предприятия, но мне хотелось знать до каких пределов простираются настоящие стремления военных шовинистов *). Прямого ответа, конечно, не последовало, мало того, видимо, под давлением каких-то новых обстоятельств заметно ослабе- вал интерес не только к Омску, но даж'е и к Семенову. Выдвигался на очередь вопрос о необходимости иной страховки от „большевист- ской заразы" находящихся в сфере японского влияния областей — Кореи и Манчжурии. *) В этом месте своих воспоминаний В. Болдырев выражается крайне сбивчиво и слишком туманно. Эго место воспоминаний страдает также весьма существен- ными недоговоренностями. Кроме того, в слишком безобидном свете рисует Бол- дырев ту роль, которую он тогда играл в Японии. Если верить воспоминаниям, то можно подумать, будто в своих сношениях с японцами и в разговорах с ними, по вопросу о спасении России от большевиков, Болдырев действительно руково- дился только чисто академическим любопытством. „Я,—говорит Болдырев,—отлично понимал всю неосуществимость этого предприятия, но мне хотелось знать" и т. д. Полно! Разве только „хотелось знать"? Записи дневника и некоторые другие доку- менты говорят совсем другое. Далекие от мысли выводить В. Болдырева на чистую воду—„быль молодцу не в укор",—мы считаем, однако, необходимым представить истину в настоящем свете. Обратимся прежде всего к дневнику, откуда приведем только те записи, которые нас сейчас интересуют. „29 января 1919 г Токио. В 7 часов поехал на обед к японскому министру, генералу Танака... Меня посадили против Танаки, справа Исомэ, слева помощник военного министра... Я очень удивился, увидев здесь Курбатова (полковник Завойко, ловкий делец и домльно темная личность. В. В ), но сразу понял, что в японских военных кругах он откуда-то имеет сильные рекомендации и успел уже завязать довольно сложные отношения. Я просил его заехать ко мне после обеда. После 10 часов вечера он приехал. Оказывается он в тесном контакте с японскими пред- ставителями заграницей и ни мало, ни много разрабатывает проект будущего соглашения с Японией. Он сегодня совзршенно определенно дал мне понять, что желал бы работать вместе со мной. „Я ничего не ищу для себя, но все силы при- ложу для блага России". Если он не хитрит, то считает дело Колчака погибшим. Особенно возмущает его, как и меня, назначение иностранцев: Жанена, Нокса, Гайды". „30 января.. Курбатов сообщил мне, что и Танака и Уехара (генерал) про- сили его изложить эти соображения письменно. Он ознакомил меня с основными положениями, служащими как бы введением к условиям будущего соглашения. Мысли для меня не новые, к ним все более и более склоняюсь и я. Главная м ы с л ь - предположение, что Япония дольше других противостоит большевизму, ибо она одна имеет прочную реальную силу. Это обстоятельство надо нам использовать, направив ее внимание на близлежащие острова, и предоставить ей некоторые преимущества у нас, в смысле приобретения столь необходимого ей сырья. Ни о каких территориальных уступках с нашей стороны речи быть не может. Курбатов настоятельно просит моего согласия на участие в разработке этого вопроса". (Не знаю, необходимо-ли, но во всяком случае замечу, что когда в дневнике или в первой части своих воспоминаний Болдырев употребляет местоимения „нам . н аш" и т. д., то под ними надо понимать „белым", „белые" и т. д.). „31 января... Выслушал я черновик документа: основания и пункты проекта русско-японского соглашения. Больших разноречий с моими мыслями нет... „Может быть в ы , ваше превосходительство, нашли бы в о з м о ж н ы м подписать этот доку- мент?"- осторожно спросил меня Курбатов. „Я кто его будет приводить в исполне-