Сибирские огни, 1924, № 1

:х о д я. Ильичу. Над лотком таким же закоптелым, Ну совсем, как будто на пари, Он сидит, раскачивая тело, От утра и до второй зари... Ях, на площади такую песню пели!... А на зданьи там великий человек... Говорят, что он в одну неделю Мандаринам головы отсек. Тридцать лет молился камню Будды, Тридцать лет и тридцать зим; Он был рикша—рикша медногрудый, Мандаринов по песку возил. Я ночами на циновке бурой Мундштуки—ганзы упрямо грыз; Он слыхал, что где-то за Ямуром Чуть не даром раздается рис. И когда пришла старуха осень, Он сказал: „Возить теперь не буду". И совсем Чифу родное бросил И разбил о камень камень Будды. Восемь дней на грязном пароходе, И не меньше вез железный зверь... И теперь его прозвали „ходя", И не возит он, не рикша он теперь. Над лотком таким же закоптелым, Ну совсем, совсем, как на пари, Он сидит, раскачивая тело, От утра и до второй зари. И его никто не замечает, И мундштук напрасно он изгрыз; Как в Чифу—все та же чашка чаю, Как в Чифу—для мандаринов рис. И душа вот вот от злобы треснет, И душа, что так была глуха, Хочет петь вот ту стальную песню, Ту, которую на площади слыхал...