Сибирские огни, 1924, № 1

. Пришел как-то длинный Григорий и сообщил мне, что нй днях у меня должен быть товарищ, прибывший из Петербурга с паролем „Валентин". Григорий давал связи и через него поступали пароли. Я была молода и все искала настоящего дела, хотелось быть не косвенной участницей, а активной работницей. Все, что мне ни пору- чалось, я считала незначительным и мелким и часто с грустью говорила: — Хоть бы бомбы что-ли стряпать... Товарищи для меня были чем-то, мало сказать, дорогим—скорей священным. Я все ловила, все впитывала в себя и ко всему подхо- дила с трепетом. Григорий мне сказал: — Воспользуйтесь случаем поговорить с товарищем, который будет у Вас с паролем „Валентин". В этот день никому не было дано явки ко мне, и вечером я ус- лышала условный звонок—явился товарищ с паролем „Валентин". Я засуетилась с примусом, решила согреть чай, думая, что он с дороги. Что-то внутри дрогнуло у меня, я почувствовала, что товарищ не рядовой. Поздоровавшись, он сел, и скупо только отвечал на вопросы. Но все-таки я чай вскипятила и что было у меня подала на стол. Разговорились. Он спросил, что я читала, чем занимаюсь теперь, указал мне ряд книг для прочтения, большей частью соч. Плеханова. Я наивно ему заявила, что мне хочется войти в партию. Он, улыбнувшись, сказал: — Да вы и так в партии. — Как?—удивилась я. — Очень просто,—ответил он,—раз вы все время работаете с людьми, непосредственно связанными с партийной работой,—вы уже единица партии. — Но как же так?—не унималась я.—Я такая маленькая, ничего не знавшая и вдруг член партии... Он опять улыбнулся и сказал: — Не генералы делают сражения, но знать необходимо больше, и от вас зависит больше и глубже войти в работу. В России есть много дела и настоящего—какого вы ищете—огромного дела. Работ- ники будут выбывать из строя и надо быть готовыми их заменить. Сказал и опять углубился в свои мысли. Я мечтательно бросила. — Вот попаду в тюрьму, буду читать, и там наверное много на- стоящих людей сидит. —Да,—процедил он, роняя слова редко.—Вы говорите на с тоящие- настоящие... Вы так думаете? — Ну что-ж, думайте, думайте... Позднее, когда я сидела в тюрьме, я поняла значение этих слов и часто о них вспоминала и повторяла. — „Ну что-ж, думайте, думайте". На утро он попросил ножницы и стал перед зеркалом обрезать бороду. Он ее сильно обкромсал и стал как будто моложе, и лицо приняло другую форму. Я его никогда раньше не Еидала. Я и тут еще не знала, с кем имею дело, но было в нем что-то такое, что ис-