Сибирские огни, 1923, № 4

павшегося холода и стволы деревьев—почерневшие и обособившиеся один от другого. Тончайшие звоны кристаллов рождаются в напряженном слухе, эфирные пузырьки голубого воздуха проплывают в глазах. Мягким шорохом оживает вверху пустота. Я вздернул голову—снег. Вскочил тревожно. Потом привычно поднял тяжелое ружье и шагнул назад, туда, где мой прежний след взбороздил тропою снежную мякоть. Звеньями цепи спускались следы в ложбинку, взбирались буг­ ром и вползали в ворота двух гигантских елей, расшатнувшихся вправо и влево. Спешили ноги, словно упустить боялись моменты длившейся тишины, за которой наступит то страшное, что накроет саваном холода последнюю надежду. Я же боялся дать волю просыпавшемуся инстинкту, когда люди теряют способность оценивать и охватываются безумием. Сейчас я решил по следам возвратиться к месту вчерашней ночевки, повто­ рить извилистый путь дневной дороги. Мои спички отпотели, коробка раздавлена, и черные головки хрупко рассыпаются, сдирая намокшую бумагу. F\ час тому назад я окончил последний сухарь и, конечно, не обманул свой голод. Будет метель. Чаще крестят снежинки туманные глубины леса, пухнут белые колокола на обугленных пнях, шубкою лебяжьей оде­ ваются плечи изящной елочки. Вдруг, какая то мысль поражает меня. Я останавливаюсь, всмат­ риваюсь и вижу ясно, совершенно отчетливо, что следы мои засы­ пает. Тороплюсь, бегу, подгоняемый страшной борьбою за жизнь, задохнувшись, хватаюсь за дугу изогнувшейся березки, чтобы не упасть. Деревцо вздрагивает пугливо и роняет кисею бриллиантовых слезок. Мне жарко, я изнемог, в висках стучит. Снег повалил внезапно тяжелой, липкой мглою. В миг скрылись все поляны, стволы деревьев. Ветра нет и только шорох—сплошной сыпучий—наполнил лес. И сразу—тише. Редеет снег и на экране таежной чащи проступают толпы заду мавшихся кедров. След замело, остались ямки неглубокие и я бреду вдоль них, сцепляя самого себя неверною нитью тонущей тропы с возможностью спасения. Я впрочем—нет. Иду вперед, потому что еще жив, потому что должен испытать наметившийся выход до конца. Вот и конец. След перешел в чуть видные бороздки отпечатков, вывел на полянку и растаял. Я предоставлен самому себе. Ужас одинокого замерзания и тут же, в нежном пухе снега, алеет гроздь рябины, словно коралл к.ов?вый . Мимоходом ловлю я этот редкостный контраст цветов, как забирают в рот щепотку снега на ходу, как люди, задумавшись, жуют травинку. Расходятся деревья. Передо мной обширное простран­ ство гарей. Здесь, опушенный снегом, перепутался кустарник в завалах