Сибирские огни, 1923, № 4

И нет зла, бесстрастно говорят его молчаливые сыновья-деревья непо­ койно гибнут от времени, заменяясь другими. Село солнце, сумерки вместе с туманным паром закрывают бе­ рег. Теснее сошлись деревья, нахмурились, почернели. Вдали моно­ тонно воркует голубь. Где-то рядом всплеснула и четко закрякала утка. Тишина. Пахнет водой и болотом. Понемногу начинает клонить ко сну. Я жую сухари, стараясь хрустеть потише, жую и слушаю. Узкой сделалась речка, одна сере­ бристая полоса отражает зорю, остальное потоплено мраком и черной башней стоит перед лабазом купа деревьев. Интересно, что было на этом месте несколько веков назад, в такой же вечер? Я знаю—здесь, на столетней елке сидел зелено-серый и рыжий чорт—моховик. А под елью был камень, белый, как сахар, и ушел он глубоко в изумрудно­ зеленую реку. Выплыла к камню речная красавица, по пояс оперлась на скалу и стояла в воде, и лукаво смотрела на чорта, лукаво и ищуще. Кровь загорелась в чорте, озорник и охотник поймать захотел... и стало спускаться чудище с ели. Прыгнул на камень, а красавицы нет и только мертвым, стеклянным глазом смотрит из речки тайменья морда. Заскучал моховик и поплелся в тоске по берегу, брякая копытами о гальку... Я проснулся, словно толкнул меня кто. Ясно слышно, как бредут по воде и шуркают в гальке копыта. Остановятся, снова переступят, поплескивая. Несомненно—сохатый! Не дышу, тихо-тихо подымаю хо­ лодную берданку, оттягиваю предохранитель. Забулькало, заплескалось где-то близко, за черными кустами. Умолкло. За хребтом, в сиреневой полянке неба, бледно-блестящий круг луны. Кружевные пятнышки об­ лаков дрожат на диске и луна от этого стала какой-то тревожной. Не­ ужели уйдет? Опять зашумело, передвинулось ближе. Булькает рядом. Верно вытянул голову из воды и слушает. Журчат и стекают с мор­ ды струйки. Фыркнул, как лошадь, опять переступил. Темная купа де­ ревьев, мутная вода под ней и неясная тень, словно выдвинувшаяся передо мною. Ничего определенного не вижу, только боюсь этой для­ щейся тишины и невольно прицеливаюсь. Мушки не видно, ствола не видно. Только яснее заметна черная тень. Поправил ружье. Он или нет? А если уйдет? Жму ровнее ружейный спуск. Огненным громом разорвался выстрел. Шумно метнулось перепуганное чудовище и, на­ искось передо мной, длинно растягиваясь, бросился через воду соха­ тый. Я втолкнул еще патрон и, в момент, когда зверь скрывался в темном береге, грохнул вторичный выстрел, далеко разбрызгав крас­ ные искры. Затрещало на берегу и умолкло. Промахнулся? И этого- не знаю: темнота укрыла и надежды, и разочарования. Только бы хватило терпения досидеть до зари. Я на тысячу ладов перебирал все возможности. То упрекал себя за чрезмерную горячность: зачем выст­ релил куда-то в темноту, то успокаивал мыслью, что зверь может быть ранен, может быть даже упал где-нибудь недалеко. Медленно светлело небо, шире становились полосы блестящей воды, выделялись ясней контуры берегов. Проступил на небе темный хребет—невеселое небо, без солнца, все задернуто серою мутью. Сов­ сем рассвело. На плоской отмели, перед зарослью тальника, теперь уже заметны с лабаза черные следы на грязи—туда убежал сохатый.