Сибирские огни, 1923, № 4

Вот, будешь за Порогами,—переменяет ОН тему,—поглядишь медве­ дей. Отец велел сеть вам оставить, винтовку да дробовик. Только товарищ то твой уж городской очень. Тяжело ему там будет... А я, как доплавлю вас до верхней избушки,—поживу там денька два с вами, потом срублю плот и обратно сюда. А лодка у вас останется... Идем, отец, чай пить... Иззубрилась четко грань хребта. Источенным памятником без­ возвратно минувших веков засмотрелась на волны, похожая на часов­ ню, скала. Медленно поднимается тень от земли, незаметно гаснут освещенные бахромки вершин на высоком ряже. Наливается красно­ тою отблеск заката на дальних сопках и, всегда неизменно бесстраст­ ная, ровно течет река. Максимка давно уехал, мы вдвоем с Андреем Иванычем. Новое наше жилье—обомшалая, с плоской крышей охотничья избушка. Сложена из гигантских бревен, конопачена мохом. Не нравится здесь Андрею Иванычу. — Ну, чего вы тут хорошего отыскали?—полушутя выговаривает он мне,—тень всегда, под боком гора мрачнейшая. Ведь это же ссылка, понимаете вы, хоть на месяц, а ссылка! — Верно это,—дружелюбно соглашаюсь я,— зато красиво... — Н-ну красиво, я не спорю,—примиряется он и тут же звонко шлепает комара.—Дьявол кусачий! Кто во всем мире смог бы догадаться, что мы здесь, в этом месте, где на карте—пробел? Вычеркнуты мы из списка обычной жизни и отдали себя горам. А в душе моей словно грот кристалльный, зажженный солнцем. Вчера даже ночью встал и радостно убедил себя, что я в царстве тайги. И пока Андрей Иванович спал и бормо­ тал что-то сонно, я ’слушал, как где-то далеко падали ели и стран­ ным голосом кричала ночная птица. Теперь вскипает чай, я пойду на россыпь, наберу смородины. — Куда вы,—кричит Андрей Иваныч,—и не жаль вам ноги бить? Камнепадом диких, расколотых глыб сбежала гора каменной лавиной, запнулась о нетронутый следом прибрежный песок и оце­ пенела. Листья бадана, зеленые, мягкие уши, кустятся в камне, серым кораллом кроет мох угловатую жесткость гранита. Тепла еще рос­ сыпь от дневного жара, а глыбы внизу кажутся золотисто-зелеными подушками. Ароматна черная смородина, спелая полная чашка. Не хочется мне к избушке, к Андрею Иванычу. Я стою на камнях и, сквозь рваные окна лапчатой хвои, вижу как дышут вечерним солн­ цем заречные склоны, вижу как высокие облака застыли в поблед­ невшей сини, замечаю как рядом циркнул бурундучек и присел на колоде на задних лапках. Умерла тайга или вот-вот стряхнет свою извечную зачарованность и молвят страшное, почеловечьи? Молчит. Хрустальное утро,—сине и жарко. Я вожусь у лодки, Андрей Иваныч сидит у берега и покручивает бороденку. — Чем же мы питаться то будем,—допытывается он,—ведь нельзя же все сухари да чай? Для мускульной работы жиры нужны,