Сибирские огни, 1923, № 4
Молчаливые, безучастные стоят придорожные деревушки: хозяй ством, мол, заняты, не политикой,—мы сами по себе. И безучастные с виду, принимают бешеный удар сумасшедшей гранаты, пущеной с броневика сумасшедшим командиром, в истерику впавшим от неуло вимости партизанской „банды"... Примет деревушка трескучий столб ■разорвавшегося снаряда, смолчит, да запомнит. И накрепко запомнит, А на утро, глядишь и слетел на повороте с рельс накой-нибудб воинский поезд. И опять мечутся по линии беспомощные броневики, опять на телеграфных столбах висят трупы, опять безумно хлещет граната в какое-нибудь на пять верст от дороги ушедшее село. За соломинку хватается утопающий, а стихия, бездонная, безбрежная, неумолимо топит обреченного... Тихо сейчас на мельнице, жарко жжет полуденное солнце и вздуваются по кустам металлическим блеском горящие паутинки. Дед Архип, старый мельник, в шляпе до дыр выгоревшей на солнце, сидит на пороге сарайчика, против плотины—подпер косты лем подбородок. Рядом сын Архипов Максим, дезертир и партизан, на корточках по охотничьи примостился, жесткими пальцами собачью ножку крутит. Рот открыл и слушает выпучив на меня глаза. Четвер тый, пожилой человек, по виду учитель, по одежде крестьянин, на хмурился, озабоченно мнет бороденку. — Вот так и вырвался...— заканчиваю свое сообщение и молчу. Молчат и другие— не о чем спрашивать, стали угрюмее. — Эх, беда, беда, про себя начинает дед.— Война. Ну, молодят- ник в тайгу уйдет, а ты куда от земли подашься? Деревню-то спря чешь? Да баб, да ребятишек? Ведь все пожгут, проклятые, все ра зорят... Старик костылем стучит гневно. Максим глаза опустил—парти зан, а отца боится. — Отец—вмешивается Максим,—товарищев-то схоронить надо. Вчерась тут недалеко чехи наезжали. — ft без тебя не знают? Советник..* тайный! Ты лучше лодку то наладь, да матери скажи, чтобы чай пить собрала. Попьете и по едете. Максим дружески подмигивает мне глазом—соглашайся-де, паря, не прогадаешь. Я знаю их план. Там, где-то за порогами, у деда есть избушка. Место заповедное, в пустынных горах. Туда он сразу предназначил и меня и нового знакомого. Андрей Иванович, так было его имя, бе жал недавно из тюрьмы, где числился заложником, бежал от петли. — Максимка отвезет, —на это он профессор,—не то с иронией, не то с гордостью, рассказывает Архип.—Лодку мы оставим. А через месяц, поуправимся с покосом, да тут маленько приутихнет, тогда и выплавим обратно. Недолгие у нас сборы. Лодка нагружена, Максим кончает при лаживать к шесту оконечник, я распутываю бичеву. — А что, товарищ, любопытствует Максим,—был у нас слух, что в Советской России, в Красной армии пушка теперь такая есть, что от Москвы до Урала дострельнуть могет? Вот, брат ты мой,—хлопает он меня по колену в восторге,—будь у нас такая—и пошли бы мы этих гадов шпарить! Так, с мельницы, всего-бы Колчака разнесли...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2