Сибирские огни, 1923, № 4
Особенно усердно поглощал кофе партнер Эреба Пинхоса, „не победимого маэстро кофейни", как его здесь величали. Вокруг них было и гуще, и шумнее: человек десять лысых и молодых, с гладкими проборчиками, обступили играющих, вслух „консультировали", спо рили, обсуждали все возможные „Uberra schunden", какие всегда мо жно ожидать от Эреба Пинхоса. Противник старого маэстро, бледный юноша в пенснэ, с безволь- но-мягким профилем, с глухим, грудным голосом, и сдержанно-нерв ными манерами, чтобы сдержать захватившую его мелкую дрожь, поглощал чашку за чашкой, думал долго — видно было, как сбегались на совет молодые морщины, как ходили по лицу бледные, подвижные волны, как сгущались у переносицы густые узлы напряженных скла док и вновь разбегались, когда рука, точно Yonop, занеся черного офицера над головой противника, с громким стуком опускала его на клеенчатое поле... Эреб Пинхос едва поглядел прозрачно-серыми не видящими гла зами на шахматную доску, выпустил змейку скверного табачного дыму, тихо, как кошка, ступающая на мягких подушках, перенес пешку на две клетки и, точно пиявку, присосал ее к офицеру противника... Кругом немедленно загоготали, заспорили, а Пинхос, мягко улы баясь, говорил о себе в третьем лице: — Что вы думаете? Эреб Пинхос не знает Гамбита Эванса? Ха, он имеет к нему даже свои маленькие примечания и легонькие под робности. Он вам сдаст еще две пешки и возьмет вашего коня... Ха, Эреб Пинхос знает, что он делает. Юноша в пенснэ вновь заволновался, вновь призвал на совет целую уличку морщин, а Пинхос также тихо и незаметно, как его пешки и фигуры, поднялся, вышел из плотного круга любопытных, медленно пошел по рядам столиков. — Вы там подумайте — дело, кажется, серьезное, а Эреб Пинхос, пока посмотрит, как другие играют,— бросил с плохо скрытой гордой небрежностью своему противнику, приближаясь к угловому столику. За столиком, то и дело привскакивая, точно петухи в бою, ерзали два офицера с волочащимися по полу саблями. Когда особенно горя чились и вскакивали, шашки по полу бренчали одна о другую и тогда казалось, что состязание происходит не вверху, на шахматном поле, а внизу — под столом, между саблями. Желтые фуражки играю щих сползли на бекрень, тоненькие струйки и капельки пота падали на клеенку, руки метались, об'ятые бешеным трепетом, по доске, стук фигуры сливался с лязгом шашек, кони и пешки то и дело падали на пол, а прыщавый детина, сидевший сбоку, лихорадочно отсчи тывал: — P-раз, два, три, четыре, пять, ш-ш-ш-шесть. И при шипящем, ядовитом звуке „ш-ш-шесть“ , тот, от кого ожидался ход, растерянно метнувшись взглядом по шахматному полю, стремглав бросал первую попавшуюся под руку фигуру из одного края доски в другой... Особенно волновался более молодой, юркий офицерик, в лице которого от напряжения остались лишь дикие плошки глаз и вострень кий носик с капелькой пота на краю...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2