Сибирские огни, 1923, № 4

— Ну, потом уж стало неприлично, уж простите меня, господа товарищи. Я дочерей своих, невесты они у меня, девушки честные, из столовой прогнала, чтобы не слушали. А у них в комнате такая возня пошла, кровать затрещала, заскрипела. Ну, прямо срам, вот уж простите, господа товарищи, говорю, что было. Потом он, значит, рыжий-то комиссар выскочил, как встрепанный и уж видно от стыда бегом через столовую, стакан у меня со стола сшиб, разбил, те­ перь такого не купишь, старинный был стакан, мне за него никаких денег не надо. Сгоряча, верно, он в дверях-то стал втупик, не смог запор отложить. Я ему помогла, А потом уж простите, господа то­ варищи, не вытерпела, заглянула к ним в комнату, да так опять и отскочила, как ошпаренная. Смотрю, лежит она—мадам Ползухина-с то есть, в самом неприличном виде, все у них наружу-с... В зале опять засмеялись, завозились, зашикали. Председатель позвонил, пригрозил очистить зал. Сбоку, из-за стола защитников, несколько раз, как на пружинке подскакивал обритый, остриженный, отточенный, кругленький, ма­ ленький рябоватый защитник Латчина—Блудовский. Аверьянов слы­ шал, что он просил каждый раз что-то отметить в протоколе, что-то огласить, старался свалить все на нею, выгораживая Латчина. Аверья­ нов косился на Блудовского с полупрезрительной, полудобродушной усмешкай в зеленых глазах. Его подскакивания и просьбы казались Аверьянову совершенно бесцельными, бесполезными—ведь суд-же знал, что он старается за деньги, за золото. Какая-же ему может быть вера? И где 'Латчин взял эти двести рублей, чтобы заплатить Блудовскому? Откуда у Латчина такие деньги? Конечно, краденые. И Блудовский это знает и берет, делит краденое с Латчиным и теперь расходуется, распинается, доказывает, что Латчин действовал беско­ рыстно, "по принуждению. Не нравились Аверьянову защитники. Причесанные, приглажен­ ные, в воротничках, с галстуками, подскакивают нарядными кукол­ ками, как их кто за ниточку под стульями дергает. Станут и, как Ваньки-встаньки, кланяются во все стороны —и судьям, и обвинителям, и подсудимым. Лезут, вяжутся к каждому свидетелю и на каждом слове поклон и— „разрешите", поклон и— „прошу", поклон и— „хо­ датайствую". Только мешают. Из всех защитников Аверьянов выделял двоих: своего—-Воскре­ сенского, и женщину-защитницу Мыльникова—Бодрову. И Воскресен­ ский и Бодрова защищали бесплатно, были „казенными" защитни­ ками. Эти не надоедали с поклонами и вопросами и раз не получили денег, то, значит, вели дело „честно". Перед судом прошло около двадцати свидетелей. И ни один из них не сказал хорошего слова об Аверьянове. ...Матерщинник... грубиян... грабитель... выгребал последний хлеб... беспощадный комиссар... разговаривать не хотел, гнал в шею... матершинник... матершинник... матершинник... Крестьянин, старый с седой бородой, в белой холщевой рубахе, в белых штанах, босой, поглаживая себя по лысине, почесывая за­ тылок, заявил: — Не комиссар, а тигра. Чистая тигра кровожадная.