Сибирские огни, 1923, № 4

Аверьянов со спокойным любопытством заглядывал снизу вверх в лицо Латчину, удивлялся его наглости и с. уверенностью думал, что Латчину никто не верить, что для всех его ложь ясна, что все увере­ ны в его, Аверьянова, невинности. Ну, разве могли думать о нем плохо Масленников, Гусев, Кашин, Зуев, с которыми он встречался почти каж ­ дый день, с которыми-он работал в одной партийной организации, кото­ рые должны его знать безусловно только как честного человека? Предсе­ датель суда Солдатов мог, конечно, думать о нем что угодно—он чужой человек, присланный из губернии. Но Гусев то, Масленников, Кашин, Зуев, они-то должны раз'яснить председателю, кто он, Аверь­ янов, и кто Латчин. Наконец, разве ни на виду у всех прошла его продовольственная работа? Аверьянов вспомнил 20-й, 21-й и 22-й годы, вспомнил, как он с величайшим трудом овладевал й овладел сложнейшим механизмом работы Продкома, Заготконторы и Хлебо­ продукта. Глубоко в груди что-то глухо стукнуло, что-то теплое, греющее полилось по всему телу. Захотелось зажмурить глаза и за­ стыть в немой, сладкой полудреме, как после трудной работы в сыром, холодном, темном подвале или яме сесть на солнцепек и дремать... дремать, отдыхать. Работа выполнена. Хорошо греет солн­ це, хорошо пахнет свежим сеном, дегтем, махоркой, мужицким потом. Ведь июль. Самый сенокос. Увидать бы нового заведывающего Заготконторой, спросить бы закончил ли он постройку крытого сено- склада? И, точно льдинка в теплой весенней воде, мелькнула мысль— зачем Зуев и Кашин взялись его обвинять, если он не виноват? Но сейчас-же успокоился—откажутся. А если и будут, то так для исполнения должности, отбытия номера. Конечно, оправдают. Несомненно, неприменно оправдают. И опять дрема, тепло, солнце... Давала показания свидетельница квартирная хозяйка Ползухи- ной. — Этта самая мадам Ползухина, после того, как ихнего супру­ га в Чеке пристрелили, стали очень скучающей, стали подыскивать себе человека. От меня они не таились. Я все знала, все ихние ду­ мушки и желания. Свидетельница обоими руками щупала голову, лицо, грудь, точно боялась, что у нее что-то торчит, что-то не в порядке, стара- ралась прилизаться, пригладиться. — Ну, те-с, господа товарищи, приходит она этта с этим рыжим. У меня соседка сидела в гостях, так об'яснила, что рыжий-то этот и есть самый главный комиссар по разверстке—Аверьянов. Зашли они в комнату к ним. Ну, думаю, видно начинает дело налаживаться, наверное угощать будет гостя, чай потребуется. Я и сунься в комна- ту-то, смотрю, ан никакого уже чаю и не требуется и так все слади­ лось. Стоят они у комода в обнимку. Я скорее назад, хлопнула дверью, слышала только, как она ему сказала— милый ты мой... Вот, господа товарищи, ей богу, не вру. В зале громко засмеялись. Улыбались подсудимые, зашитники, обвинители. Улыбаясь, председатель позвонил, призвал к порядку. Свидетельница щурила подслеповатые глаза, щупала волосы, лицо, грудь, быстро вертела остренькой, сухонькой, звериной мордочкой.