Сибирские огни, 1923, № 4

— Ничто или самозабвение в шахматах! Книги волнуют и лгут, люди лгут и убивают, пушки и бомбы убивают, сменяют тиранов ти­ ранами, комиссаров—генералами, и генералов—комиссарами. Шахма­ ты не волнуют, не лгут, не убивают, не поднимают тиранов. — Наоборот, шахматы напрасно растрачивают жажду борьбы в человеке. Они лгут, ибо помогают забыть страшную кровавую прав­ ду жизни. Они убивают, г:бо самая игра родилась из войны и монар­ хии, из деления людей на пешек и королей, на пешек, умирающих за королей, и королей, жертвующих щедро пешками, конями и офи­ церами для спасения своей шкуры. И даже теперь мы играем толь­ ко потому, что жаждем власти, жаждем разбить и уничтожить про­ тивника? Что может быть'противнее этой игры древних тиранов, во­ сточных бездельников, игравших в войну бескровную после кровавой? Вечность? Старик, вы убьете со смеху воробьев на крышах! Хотите, я покажу вам шахматную вечность? — Вы , вы мне покажете? — Да, я научу вас играть в сверх-шахматы... Быть-может, они дадут вам сверх-нирвану? — Вы с ума сошли, молодой человек! Законы игры неизменны. Это—законы нашей логики, это—законы расчета и философии... Это—игра, в которую играл наш великий Спиноза... — А вот я вас научу- игре, которую отжаривал продрогший бо­ сяк в подполье... Хотите?.. — Нет. Не хочу. Я вижу, вы надо мной издеваетесь.. Зачем? — Ничуть, дорогой мой. Игра сложнее Шахматов ровно в тысячу раз. И требует в тысячу раз большего расчета. Фигуры те же, но на до­ ске не 64, а 128 клеток. И каждая играет усложненным богатейшим разнообразием движений. Королева движется и убьется не только по прямым и по диагоналям, но и ходом коня: клетка по вертикали, клетка по диагонали, ладьи имеют ходы обычной королевы по пря­ мым и по диагоналям. Офицеры имеют ход обычных офицеров по диагоналям плюс ход коня. Кони идут Необыкновенно: две клетки— по прямой, две—по диагонали. Пешки идут по косым, бьют по пря­ мым: старые шахматы шиворот-навыворот. Только у короля ход старый: из уважения, знаете, к его величеству. Хотите—сыграем?— — Не хочу, вы издеваетесь. ’ . / — А вы трусите! Да, вы боитесь за вашу-кумИрню, вам жалко ваших деревянных болванчиков и их зазубренных, простых, как мы­ чанье, движений. Если ваша игра вечна, она не должна бояться вре­ менных изменений. Ведь мы будем так играть только одну ночь. Мне все равно, сегодня некуда пойти... Идем, старина, куда-нибудь и сразимся. Еще рыжее при лунном свете сверкали смеющиеся глаза, и буй­ ное страдание, и последняя дикая игра слились в этом непроницае­ мом юношеском лице... Все смешалось в какой-то хохочущий, издевающийся клубок в глазах старика... Королевы сорвались со своих мест и запрыгали ко­ нями, пешки плясали офицерами и сладострастное предчувствие еще неиспытанной, неземной оргии, жутко безжизненного разврата дере­ вянных божков, захватило ему дыхание. Хотел гневно оттолкнуть этого циника, манившего ночью диким шахматным блудом, хотел бежать от этих рыжих всевидяших глаз. Но