Сибирские огни, 1923, № 4

О, это не „равнодушная природа" Пушкина, которой навек пред­ назначено „красою вечною сиять"— нет, это холодный, бесчеловечный, каменнорыкий идол, одинаково бесстрастно сжигающий солнцем пески и травы и расплющивающий, как пузырь, человека на скалах!1). Безвольными пленниками этих синих сил — синих зверюшек, синих ветров, синего быка времен,— сил механических, косных, зве­ ринопримитивных, вещно-собственнических — является и сам худож­ ник, и почти все его герои. I V . Но могут возразить: образ художника, мною созданный, однобок, не вся правда — только полпргвды в нем. Не все-же звери и механизмы в человечьем обличьи наполняют произведения Всеволода Иванова. А герои, подвижники, мученики? А „правдоискатели"? А китаец Син-Бин-У, что ложится на рельсы, дабы задержать своим трупом белогвардейский бронепоезд? Пусть и у него „изумрудноглазая голова кобры", но душа-то, душа героя! Да один-ли Син-Бин-У? Тысячи, сотни тысяч партизан-героев, не ведающих даже о своем героизме. Да, пробивается кой-где и кое в ком из героев Иванова это героическое, личностное, жертвенное, самоутверждающее начало, мелькнет у охмелевшего маслодельного мастера мысль, что „у всякого человека есть внутри свой соловей"2). И зажигается, и запевает jto „ соловьиное" начало в душе жаждущего „мученичества" работника Ерьмы, поет соловей этот и в душе партизанского вождя Вершинина, и соловьем бесхитростным и самозабвенным откликается на его в дальнюю даль устремленную песню партизан Знобов.—"Жертвуя собой и жизнью тысяч, верит в святость борьбы своей Вершинин.— Вершинин... спускаясь с насыпи, сказал: — Будут-же после нас люди хорошо жить? ... Знобов развел пальцами усы и сказал с удовольствием: — Это их дело. Я думаю, обязаны, стервы.1) А вот „скучает по вере" Каллистрат Ефимыч, уходит из дому в 60 лет, становится совестью партизанского движения, жадно ищет правды у бога, у коммунистов, у партизан, томится в скиту а потом в лесной „черни", ищет пытливо, страстно, упрямо, не находит... А вот озлобленный, безногий, большеголовый Павел повествует, (каж ­ дый раз по разному, с отсебятинами), как он тридцать лет правду искал. „К бродягам в тайгу пошел, баяли там есть правда, а они меня к кедру привязывали и ноги до колен сожгли. Не верю я людям, сволочи они и звери... Но тут выхватил из кармана кусок хлеба и кинул в траву: — Жрите!"...4). Здесь мрачная злоба крестьянина — мизантропа (еще Короленко, судя по „Автобиографическим рассказам" М. Горького, подметил эту эксцентрическую озлобленность у крестьян - правдоискателей),— да, ') См. великолепный рассказ „Бык времен", „Сед. берег", стр. 126—141 2) „Сопки", „Партизаны, 140. :') Н., „Бронепоезд" 14 — 69 — 64, 4) Н., „Цветные ветра", 204.