Сибирские огни, 1923, № 4

„Меня как два раза к стенке и один раз с солью выпороли, на продолжительнейшее время откинул... о ценности личности"...1) фило­ софствует комиссар Васька Запус. Ибо, именно в эти годы катастроф, когда гибнет человек, в му­ ках осуществления носой эпопейной идеи, как некое вечное, неиз­ бывное, быть может, противоречие средства с целью, „навоза" с „ми­ ровой гармонией"—царит, вместо человека, употребляя шпенглеров- ский сарказм, та „первичная слизь", когда „борьба дождевых червей за существование служит добрым примером для двуногих"... Но что дождевые черчи, что звери в сравнении с червиной и звериной выносливостью человека? Вот после кровавой бани, устроен­ ной на селе японцами, когда все завалено трупами, нашинкованным мясом человечьим, складывают жители пожитки в телеги, чтоб уйти в сопки. „Лица у всех были такие же, как и всегда—спокойно-делови­ тые. Только от двора ко двору, среди трупов, кольцами кружилась сошедшая с ума собаченка". И даже эти люди, „простые, как мы­ чание", дивятся: — „Ишь, и собака с тоски сдохла, Никита Егорыч. А человек терпит"...2) Что-же удивительного, если человек-камень становится в этой обстановке идеалом, самая каменность—добродетелью: „Камень завсегда во многом убедить человека может. Когда человек себе по­ добный—ничего, а на камень будет схож—сейчас почтение, уваже­ ние" 3). И в полной гармонии с этим своим „каменным", травяным и зоологическим мирочувствованием возлюбил художник сравнения че­ ловека с растениями—(„Росло у Варвары высоко над землей боль­ шое и крепкое, как кедр, тело "4), с животными (примеров не счесть), насекомыми „избы и люди в них, как мухи, запеченые в хлеб" б)... И между интеллигентными и неинтеллигентными, сложными и простыми ивановскими типами только и разницы, что у первых „душа-то разграфленная" 6), а у вторых—просто, без графы, клякса, запятая, „муха", »пыль“ , „кедр“ , „первичная слизь"... И как изумительно характерна в этом отношении та „расправа", какую учинил Вс. Иванов над профессором Сафоновым, героем по­ вести „Возвращение Будды1,7) вообще говоря, слабейшей и бесцвет­ нейшей из всех работ художника, но, пожалуй, именно поэтому резче всего заголяющей костяк мироощущения писателя. Антураж у Иванова обычный: киргизы, дикие безмерные степи, синие ветра и звери, люди-инфузории, нюхи животные. „ ...в теплушку входят люди в тулупах поверх кожаных курток. Они проверяют мандаты. В бумагу они смотрят плохо, а так поверх голов куда-то, словно по запаху знают, те-ли и туда-ли едут. Птицы в перелетах, наверное, такие-же. И глаза у них забагровевшие от ветров и необычайно расши­ ренные ноздри'*..,®) ' ’) „Кр Новь“, 1923 г., кн. III, „Гол. пески", 110. -) „Сопки", „Бронепоезд* 14 69, стр. 23-24. А „Седьмой берег", „Глиняная шуба*, стр. 18. 4) Н. ,Лоскутное озеро", 38. 5) Н., „Синий Зверюшка", 73. e) Н., „Глин, шуба", 10. 7) „Наши дни”, художеств, альманах, кн. Ill, М-, 1923 г., стр. 344, стр. 35-98. 8) Н., 60.