Сибирские огни, 1923, № 4

Сказал Калистрат Ефимычу: — Любовь надо для люду. Без любви не проживут. — Не надо любви,—отрывисто, точно кладя камни, отоз­ вался Никитин. — Нэ надда...—подтвердил серь Микеш“ (тоже „комму­ нист"—Я. Б . '). „Все подчинено целесообразности" 2), правильно на этот раз фор­ мулирует ft. Воронский, но и целесообразность эта звериная, та са­ мая, по которой сытый кот прокусывает голову мыши, чтоб просто как-либо удовлетворить жажду звериной игры или чтоб разрядить свою мускульную энергию. И разве не такова-же история избиения киргиз партизанами („Цветные ветра")? Киргизы забиты, темны, тупо боятся белых и красных. Колчак обещает им кабинетские земли, но киргизы не хотят воевать, голодают, молят запекшимися губами всех богов—старых и новых, своих и чужих—спасти их от голодной смерти и избиений, но... люди—звери, партизаны—люди, ergo партизаны— звери, зверям нужна кровь, партизанам хочется избить киргиз за темные слухи о кабинетских землях, —и Никитин решает—нужно дать возможность пролиться киргизской крови, чтоб удовлетворить темную, неосновательную злобу партизан. Мужик правдоискатель, земляной страстью крепкий, шестидеся­ тилетний Каллистрат Ефимыч увещевает Никитина: — „Не давай ты партизанам киргиз бить. Пушшай посмотрют и раз'едутся. Не надо кровопролития-то, парень. Мало крови тебе, ну?" 3). Но Никитин неумолим: — Мне не надо, я для всего мира. Последняя кровь"...3) И горестно аттестует Каллистрат Ефимыч „железкою" Никитина: — „Мертвый ты человек, мертвых и призываешь".3) И льется „последняя кровь", а за ней еще „последняя", и еще, и еще. И Каллистрат Ефимыч, душа мужиков-партизан, теряет „идею" этих кровопролитий, и мучительный вопрос— „пошто?"—остается без­ ответным. — „Пришло время—надо убивать пошто-то. ft пошто, не знаю... И Микитин не знает, ft убивать приходится".4) И такая-же, с позволения сказать, звериная целесообразность ца­ рит над толпой и тогда, когда побеждают белые. Осатанелым зверьем рисует Вс. Иванов (в „Голубых песках") не только толпу мещанскую, отвратительно-обывательскую, ту, что садически измывается над по­ бежденным и обезоруженным красноармейским отрядом,—того се­ денького причетника, что бил таежных красноармейцев фонарем, ту старушку, что „вырвала из фонаря сломанное стекло и норовила по­ пасть стеклом в глаз". Ей не удавалось и она просила „дайте, ра­ зок, разок"...—5) Да не только эту богомольную мещанскую падаль, что „глубоко вздыхая" (цинизм-то каков, коллективная смердяков- 262 2) „Красная Новь', 1922 г., VI, 266. 3) „Сопки“, „Цветные ветра", 280—281. *) Н., 317. ь) „Красная Новь", 1922 г. Кн. IV, „Голубые пески", 57,