Сибирские огни, 1923, № 3

уловимо быстрые. А когда стихало, нагло грызли под мебелью, гре­ мели, стучали, разыгравшись, гонялись друг за другом, дрались с писком. Не слезая с кровати, Треухов пускал в углы сапогом. В кухне копошилась Мария—женщина. Жена уходила за покуп­ ками—к елке готовилась—и Треухов вставал с кровати, тыкался в уг­ лы, потом попадал в кухню. Мария сидела на своем сундуке—розо ­ вое спрятала,—сложив руки. Улыбалась. — Читать умеешь? —начинал трудную беседу. Расспрашивал, от­ вечала. Картинки в книге показывал. Володя мешал, тыкаясь под-ру­ ку—досада. Вот если-бы не было его... Розовый рот на белом лице, шевелятся губы, морщится от улыб­ ки нос—близко, близко... Ах, чорт! Вовсе не беседовать хотелось. И книги—к дьяволу. Хотелось схватить поперек тела, перегнуть, прижать и целовать, пока не з а ­ дохнется. Смешинки в синих глазах—они все понимают. Степенно расспрашивал, внутри же плясал дьявол. — Мышей у нас много, надо бы кошку. — Кошка нада. Я бояльси мишь. Ух. Это говорил язык. А все тело: — Можно обнять? Не оттолкнешь? — Я что-же, я ничего, я женщина. Смеялись глаза, рот, руки, грудь, ноги смеялись: — Попробуй1 А Володя звенел свое, за чистую монету принимал и мышей, и картинки. Вечером из темной своей таращил глаз в дырочку. Мелькает розовое, белое... Слезится глаз... Чорт, что это?.. Ух! жарко. Отскочил. Сын спит, жена лежит на кровати. Прошел мимо, сдерживая шаг,— бежать бы!—неслышно, в туфлях, распахнул дверь. — Ах!—чуть слышно Мария, набрасывая что-то на голую грудь и руки. Но успела резнуть сердце молочная нагота и, скрытая, оста­ лась в глазах. Задрожали ослабевшие колени, руки нелепо тычутся, ищут, хотят. — Мария... — Ну-ну... я...—Прикрыла глаза лукавыми веками. — Ты... — Я... не можна... Я не одеваль... — Слушай... Мария... Есть кипяченая вода? О, дьявол, дьявол, дьявол! Проклятый трус, тряпка! Ничтожество!.. Шел со стаканом, расплескивая воду. Ярость клокотала, ярость беззубая, на себя. Подскочить бы, обнять, впиться бы в грудь... в какую грудь! О, дьявол, чорт, в какую грудь! А руки!.. Сопля! Скотина!.. Смеется, конечно, там, вот тут, близко, за тонкой дверкой, за этой тонкой доской... Застонал от стыда, от горя, от злобы... Лег, стиснул зубы, вслушался.