Сибирские огни, 1923, № 3
боязнь удаления ОТ людей. Тайным своим, не в мыслях, а и ощуще ниях, уже осознал: и так безмерно одинок. Не мог принять тех, кого недавно считал своими. Ни тех, разумеется, чей привет, как пощечина. Оставалась еще малочисленная группа формально своих. Но из них Литовцев был сердечно привязан только к Романихе. Ее как раз встретил на улице. Обычно строгие глаза ее засветились навстречу Литовцеву. Дернулся в короткой ласковой ^смешке поблекший рот. — Ну, что? Бродим по улицам? Не у дел оказались! Пережде-ем. Я вот хожу на каширинцев смотрю. Ну, дикость! Хотела было к вам зайти, спросить: не собраться-ли нам? Давно уж собрания не было. Да посмотрела и решила, пока эта дикая дивизия в городе, лучше не только не собираться, а и друг к другу не ходить! — Й правильно решили. Я болтаюсь на улицах; голова что-то болит. —Д-да. А как у вас насчет работы? Я-то шитьем занимаюсь. У меня заминки не вышло из-за службы. А вот вы, опасаюсь... — У меня уроки... Не беспокойтесь! Ну, пока! Улыбнулся Романихе и отошел. В том-то и дело, что уроков не было. С последним учеником кончил занятия на днях. Бездельником Литовцев не был. Не привык жить без обязательных занятий. И кроме того... Ну, ничего, хлеб и чай еще есть! А большего ему не надо. Не избалован. Главное, над своим не работается, а ежедневного определенного труда нет. Заняться физическим трудом здесь, в этом городке, значит взывать к сострада нию. А, не важно! Работа найдется. Ходил до устали, избегая главных улиц. Не хотел встреч. Физи ческой усталостью старался успокоить тяжелые, неотвязные мысли. Усталость пришла, а успокоения не было. Тревогой в мозгу отпеча тывалось все, что видел и вспоминал. На Александровской улице, в доме купца Кривцова настежь были открыты окна. Надрывался, гнусил граммофон. В ускоренном темпе. Оттого еще нелепей похотливые взвизги и замирания Вяльцевой: ...Ыа-ах! Как с ним мне ха-а-рашо-оо-о... Человек с казачьим чубом на лбу, в красной феске с черной ки сточкой, сдвинутой на затылок, и в узком, с чужого плеча, незасте- гнутом сером френче, перевесившись с подоконника, кричал верхо вому в воротах: — Кутехов! Потник-то новый возьми. Утрем нос... иху мать! Ко вер ха-ароший располосовали. Верховой казак повернул лошадь мордой во двор и выстрелил из револьвера. Закудахтали в панике куры. Верховой засмеялся: — Чисто бабы на толкучке! Настрелять что-ль дичины-то? Хо зяйку повеселить? Со вчерашнего дня воет, ведьма! Литовцев приостановился на углу. Испугавшись выстрела, семе нил мимо окон старый татарин, ухватившись обоими руками за тюбе тейку на голове. Будто голову руками защищая. — Ай-я-яй, какай дурак! Пошто стрелят? Людя убить может! — Эй ты, брита башка, чего буркотишь? Я-те, поганцу!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2