Сибирские огни, 1923, № 3

— То на фронте, а то в уезде. Да еще в каком! Где кулачья не впроворот, башкирье не надежное. Пусть сами крестьяне Литовцева отшибут. — А отшибут? Уж поверь моему нюху! Очень высоко над ними летает. Просто­ ты этой мужицкой, вашей жестокости нет. — Гляди, и сам высоко не залетай! По нашему проще: в расход! И, твердо вдавливая шаг, прошел на сцену—впереди Степана. На длинной скамье, в глубине сцены, под широким полотнищем красного шелка—(надпись: Вся власть Советам!)—разместился военно-по­ левой штаб в полном составе. С револьверами за поясами. У входа в зал вместо обычных двух—шесть красногвардейцев с винтовками за плечами. Три первых ряда—фракция большевиков. Плечо к плечу, тесно друг к другу, как сомкнутый строй. У самой рампы, на отдель­ ном стуле, спинкой к сцене,—Бурчанский, начальник конного отряда красной гвардии. У него револьвер без кобуры. В белесо-голубых глазах хмель угрозы. Всякому, кто перечит. От настроения этих людей тревожно в зале. От тревоги будто празднично. Торжественней, пря ­ мей сидят на местах делегаты. Возбужденней говорок в рядах. Живей огонь мысли в затаенных, всегда притворно притушенных, мужицких глазах. Даже бесстрастные, узкоглазые башкирские лица оживлены ожиданием. Литовцев со своего места наблюдал за толпой. Ощущал стран­ ную раздвоенность настроения. Откровенная готовность винтовок и револьверов возмущала. Но лица, взбодренные напряжением борьбы, восхищали. Забыл о своей роли в этой борьбе. Думал: — В этом зале, в клубе глухого уездного городишки, где купе­ чество и зажиревшая от тяжелой пищи и косного уездного быта уездная интеллигенция смотрели и разыгрывали „Нож моей жены," „Деньщик подвел" и другую пошлятину... В этом самом зале р а зы ­ грывается очистительная трагедия, созданная гениальнейшим творцом, самой жизнью. Ведь это зрелище, для которого я, для которого мы жили. Мы и те „мы," что жили до нас, наши единоверцы. Муками поколений окупленое зрелище!.." От этих мыслей мурашками пробегал по телу холодок твор­ ческого волнения. На полотно, на страницы книги эту-бы картину... Сухой, будто лишенный полутонов, голос Степанов вывел из сладкого художнического -забытья: — Открываю заседание с'езда! Прения по докладу эсера Литов­ цева о настроении в уезде... Так что-ль, определить ваше выступле­ ние? Ну, не суть важно! Разговор с эсером Литовцевым продолжается. Литовцев покраснел. Осторожно повел глазами по залу. Будто испугался, что кто-нибудь подглядел его мысли. Узнал о том, как он... разнежился. Потом сгас. Сел тверже. Дошли до сознания слова. Рассердили. — „Эсер Литовцев". Наускивает! Посмотрим. Может быть, вин­ товки в ход пустят?