Сибирские огни, 1923, № 3

— Ну, это не суть важно! И холодным можно напиться. Но мож­ но и подогреть. А? Подогреть, Елена Викентьевна? Елена засмеялась. Оттого, что у рабочего Степанова стола си­ дел Александр, щеки ее заалели. — Ой, пойдете подогревать? Такой подвиг! Я не хочу чаю, а вам все равно не удастся выпить горячего. Вижу, опять в схватке! Не обращайте на меня внимания. — На вас не обратишь! Красивая вы. А схватка что-же? На ­ доело уж схватываться... Так-то, Александр Львович. —• Ты не ответил мне... Ты не остановил Колпакова? Была особая напряженность в голосе Литовцева. Елена оборва ­ ла шопот Маруси: — Подожди! Лебедев, сидевший на подоконнике, стремительно встал. Хотел ответить вместо Типунова. Типунов отстранил его рукой. Будто заго ­ родил дорогу к Литовцеву. — Не ершись, Леонид! Нет, не остановил. Лебедев прервал горячим выкриком: — Я тоже не остановил! Колпаков по-просту... Литовцев досадливо сморщился. — Ты слишком заразительно волнуешься, Леонид! Я-же спокой­ но. Вы оба, мои давние друзья, с которыми мы вместе работали, жи ­ ли, вы, от которых я не скрывал своих мыслей, разумеется, знаете, что я вооруженной борьбы с большевиками не признаю. И еще... — И еще недавно ты нам помогал. Все правильно! Не отрица­ ем! И то, что Мария тебе притащила партийные деньги и бомбы, ко­ гда мы сидели в штабе, и это помним! Казацкое восстание сорвалось, ты не удрал и деньги, и бомбы вернул. Ну и что-же? Не суть важно! Степан сорвался с табурета, уронил его. — А в штаб к нам ты пришел? Винтовку взял? Ага, ни в тех, ни в сех не стреляешь? Ручки должны быть чистенькими! — Уж, во всяком случае, не в народной крови. Я не мог стре­ лять в казаков, потому что, это те-же мужики, обманутые... — И с нами тоже „обманутые" мужики. Ну-те-с? А посредине— их нет! На ваш обман спросу нет! Посредине несколько дураков, пре­ краснодушных, мерзавцев и трусов машут руками. Нельзя соглашать­ ся, хоть весь народ вопит так должно быть, а не иначе! Нельзя, по­ тому что это—бессознательная стихия. Батенька мой, все эти ваши проповеднические кафедры, на каждом перекрестке, эта стихия сме­ тет! Сметет в своем бессознательном, но правильном творческом по­ рыве! — Творческом! Разнуздываете жестокость в жестоком, в вековой кабале пропитавшимся этой жестокостью, народе и думаете устроить справедливое. — Нужна коренная бездарность для того, чтобы рассуждать о степени допустимой жестокости во время революции! С точки зрения спокойной, мертвой морали, на твоей проповеднической кафедре вся­ кая жестокость недопустима!.. Так ты, мой милый, с кафедры и не слезай! Жди, когда тебя кувырком сбросят! А, ведь, ты в схватку ле ­