Сибирские огни, 1923, № 3

недостатки, потому m Y o слишком сильно его полюбила. Согласна на унизительное положение жены, взятой из милости. Только-бы он сог­ ласился! Жестоко быть врозь! Каждую минуту его могут арестовать. Я даже не увижу! Какие тут рассуждения: мещанство, гадость двух­ спальной кровати и другие всякие доказательства. Я, ведь, тоже хочу устроить свою жизнь, чтоб она не была мещанской, некрасивой! Но по моему ясно, и просто: любишь и неудобства легко перенести. В сущности это—трагедия, что мы оба такие разные! Любим, и все не можем столковаться... Когда стемнело, потянуло к Типуновым. — Нельзя! Не надо навязываться. Обманула себя и мать: — Мама, я схожу к Иде Вейман. На улице ноги сами повели. Не к Вейман, а к Типуновым. На стук открыла Маруся. — А, Ленечка! Очень хорошо, что пришла. Они там опять сце­ пились. Послушай, ну почему твой Александр не большевик? Ужас­ ная размазня! — Во-первых, почему он мой... — Ну, это тебя Литовцев на свой лад накрутил! Тайная любовь... У нас вот по-просту. Видишь, пузонько-то растет. Дитенка буду скоро качать! Ничего, и вы... договоритесь... Тогда проще будет. Только вы­ колоти ты из него эсерство, пожалуйста! — А ты почему большевизм из Степана не выколотишь? Хоть Елена не могла видеть в темноте корридора, Маруся стро­ го сдвинула пушистые брови: — Ну, милая, это разница! Я разделяю убеждения своего мужа. Леночка, а кто шил тебе маркизетовую блузку? У меня тоже марки­ зет есть. Только с цветочками... В большой, скупо освещенной двумя слабосильными лампочка­ ми, комнате было как всегда вечерами. На столе унылый, молчали­ вый самовар, остатки торопливой еды и желтые, с запахом свежей краски, газетные листы. В Степановом углу сбито на походной койке старое байковое одеяло. Отброшена в бок к стене подушка, а в из- головьи грудой газеты. На некрашенном, изузоренном чернильными пятнами, Степановом столе в беспорядке тоненькие скучного вида книжки и бумажные листы, исписанные крупным, но неразборчивым почерком Степана. Нелепы—от сравнения с этим углом—Марусина во­ сточная тахта и туалетный столик в кокетливой кисейной юбочке. Елена, отметив это, с облегчением подумала: — Они больше разные, чем мы! Степан ласково усмехнулся. Распрямил согнутую спину. Елена ему нравилась. Острый взгляд его глубоко посаженых серых глаз стал мягче. Он приветствовал Елену глуховатым тенорком: — A-а... Вот это хорошо! Чаю хотите? Только... чорт его знает, как людям удается пить горячий чай! У нас всегда холодный... — „Всегда холодный"! Да тебя пока заставишь чай пить, так вулкан ледником станет.