Сибирские огни, 1923, № 3

линского ,—и последний (и правильно) видел в этом огромную обществен­ н ую заслугу Пушкина. Писарев ошибочно требовал от Пушкина, чтобы он рисовал та ­ ких людей, каких не было, но какими они представлялись первому. Эту задачу пытался практически осуществить, но неудачно, Черны­ шевский в своем романе „Что делать". Писарев, лжеромантик публицистической критики, не понимал, что толь­ ко „живая натура" может увлечь зрителя и что только с правдивым материалом может оперировать подлинная социологическая критика. Белинский своим разбором „Евгения Онегина" и дал нам обр а ­ зец такой эстетико-социологической критики, показав на примере Татьяны, как сословное общество уродует и калечит даже таких бо- татоодаренных, „гениальных" женщин, какой являлась Татьяна. И чем подлиннее художник творчески воспроизводит жизнь, тем его создания и социально плодотворнее, ибо только тогда они попа­ дают в цель, захватывают читателя силой неотразимых, кровно ему близких ассоциаций. В таком виде и только в таком—и принимал Белинский искусство. З д е с ь он был сурово и беспощадно последователен. Но насколько он любил это реальное, натуралистическое искус­ ство жизненных, кровных и простых форм,—нормальное, с постоян­ ным порывом к социально-здоровому, общечеловеческому („чем оно общечеловечественнее, тем проще", выражался он), настолько-же он ненавидел в искусстве фальшь, излом, румяна, „позолоченные пилю­ ли " , подслащенное лекарство—сентиментализм, псевдо-романтизм, сла­ вянофильство и, потенциально, можно сказать, и наш современный футуризм. Он хотел в творце видеть здорового, простого человека с его основным и бессознательно-неизменным порывом к своему идеалу, ибо был убежден—„зло скрывается не в человеке, но в обще ­ стве", где еще „много преступлений". Поэтому он принял горячо и ока зал мощную поддержку простой и естественной поэзии „земле­ дельческого быта" Кольцова, ошибочно, во имя этих целей, привет­ ствовал, как большой художественный талант не художника Даля за его простые этнографические очерки. Он развенчал далеко не бе здар ­ ного лжеромантика Марлинского, „идола петербургских чиновников и образованных лакеев", сыгравшего известную положительную роль в развитии русской литературы. Он горячо приветствовал, наряду с этим, неглубокого бытописателя Сологуба за его повесть „Тарантас", потому что там дан неплохой реалистический, сатирический очерк .многих слоев русского общества, потому что этой повестью Белин ­ ский мог сатирически иллюстрировать ненавистное ему славянофиль­ ство. Здесь он не знал колебаний, потому что у него было крепкое ощущение своей правды, правды развертывающегося грядущего, где перед ним выростал здоровый, ясный, творчески-богатый и счастли­ вый человек социалистического будущего. Поэтому Белинский даже т ам , где ошибался в частностях, был всегда прав в основном. Из этого вытекает и тот метод социологической критики, обосно­ в а н и е которому Белинский дал в своей знаменитой пятой пушкинской