Сибирские огни, 1923, № 3

Впервые в России (все значение этого факта нам теперь уже трудно оценить вполне), именно Белинский заговорил о нашей „рос- сейской" безобщественности, об отсутствии у нас литературы, как символа и ‘ реального признака органических социальных связей в об ­ ществе—с одной стороны; с другой стороны—как могучем для Рос­ сии, тогда единственном, средстве, спаивающем воедино расщеплен ­ ные группы народа в борьбе за лучшее социальное будущее. Мы избалованы революционными речами, привыкли их слушать, как начетчики текст своих священных книг, мы и представить себе не можем, как действенно, с какой революционной свежестью звуча­ л о для русского общества заключение его „Литературных мечтаний": „Когда-же наступит у нас истинная эпоха искусства? Она наступит, будьте в том уверены. Но для этого надо сперва, чтобы у нас образовалось общество, в котором бы выразилась физио ­ номия могучего русского народа, надобно, чтобы у нас было просве­ щение, созданное нашими трудами, возращенное на родной почве. У нас нет литературы: я повторяю это с восторгом, с наслаждением, ибо в сей истине вижу залог наших будущих успехов. Благородная нищета лучше мечтательного богатства. Придет время, просвещение разольется в России широким потоком, умствен­ ная физиономия народа выяснится, и тогда наши художники и писа­ тели будут на все свои произведения налагать печать русского духа. Но теперь нам нужно: учение! учение! учение!" Здесь впервые вопрос о литературе поставлен на реальную почву. Пришел человек, который сам видел русскую жизнь, перестра ­ дал ее и сказал русскому обществу, что русская литература еще в сущности не прикасалась к жизни, а это она должна будет сделать и в этом ее основное значение. „У нас была эпоха схоластицизма, была эпоха плаксивости, была эпоха стихотворства, эпоха романов и повестей, теперь наступила эпоха драмы; но еще не было эпохи искусства, эпохи литературы" (Курсив наш. В. П.) Белинский еще сам в этой статье и в последующих формально находится под влиянием литературного романтизма, немецкого идеа ­ лизма. Он еще долго идеализирует действительность по Фихте и Ш е л ­ лингу, позднее—„логизирует" ее по Гегелю, но не историю его фило ­ софских блужданий мы пишем в данное время,—нам важно найти его основное эстетическое мировоззрение, а последнее у него в сущ­ ности было всегда единым и последовательным. Оно одно знаменует для нас его глубинное, нутряное мироощущение, мироощущение первого разночинца, который создал плодотворную для искусства тео ­ рию социальной эстетики. Он шел интеллектуально долгое время вслед за литературным романтизмом, как шел вслед за философским идеализмом, но внутри он оставался всегда самим собой, и даже в его первых писаниях он дает нам начала своей социальной эстетики, дает основы великого литературного реализма. Скоро вслед за первой статьей его появляется вторая его статья—о Гоголе, где он провозглашает рождение новой