Сибирские огни, 1923, № 3

терно в этом символическом финале апостола Машины и Вещи—то проклятие механизации, автоматизму и „нумерации", какое вырывает­ ся у него в последние часы жизни: „позвольте мне преклониться пред кошкой, пред Айшей (негром—учеником Хуренито—Я. Б.), пред отсут­ ствием номеров и посмотреть вперед— неужели там не кошки, а лишь но­ мера, номера, даже кошки за номерами?.. Мир замкнут для человека" ' ) — Так в устах этого кино-Мефистофеля утверждение вещи переходит в ее исступленное отрицание, в смерть от Вещей, но не жизнь от сапог, а отрицание Человека, или хотя бы живой, не занумерованной, не ли­ шенной индивидуальности кошки—в пламенное их утверждение... Не приговор ли в этом Эренбурговской „Вещи", его конструкти­ визму и механизму? И не ясно ли, что он „гол", что „все растерял", а обрел лишь всеуничтожающий смех, идущий из пустоты в пустоту? II. Но такой вывод может показаться поспешным. Не на Хулио же Хуренито Эренбург клином сошелся! За последние годы плодовитый поэт разрешился ведь еще и „Шестью повестями о легких концах"2), и „Канунами" 3)—и „Зарубежными раздумьями" 4)—и „Тринадцатью трубками" 5),—и „Портретами русских поэтов' 6)—, и, наконец, рома ­ ном „Жизнь и гибель Николая Курбова" 7)—, да при том каким ро­ маном—эпопейным, всеохватывающим—от войны до Нэпа включитель­ но, от чекистов и коммунистов до белогвардейцев и „цыплят"—спеку­ лянтов! С „Курбова" и начнем. Несомненно—это самое значительное, яр­ кое, потрясающее, что д а л до сих пор Илья Эренбург и едва ли не самое знаменательное и характерное произведение во всей после-ре- волюционной русской литературе. Автор, видимо, задавшись целью—дать художественную энцикло­ педию русской жизни последнего десятилетия (1913—1923 г.), опрокиды­ вает все ее буревое, вихревое см5ггй<йие в сознание, в бытие сына проститутки, затем рабочего, затем подпольного большевика, д але е— чекиста, и, наконец, самоубийцы—Николая Курбова. Курбов кажется героем нашего времени и в нем как будто—апо­ феоз эпохи ,'оправдание и возведение в перл создания, в математиче­ ский закон, в правду—неизбежность всех жестокостей и зверств, всех испытаний, преступлений, наступлений и отступлений этого вулкани­ ческого десятилетия. Но так только кажется. В действительности же нет ни „герои­ ческого" Курбова, ни героической эпохи, нет вообще человека, его борьбы, его живой крови, его живого оправдания. Не люди, но вещи 1) Ibid стр. 331. Изд-ство „Геликон*, Москва-Берлин, 1922, стр. 164. 3) Изд. .Мысль”. Берлин, 1921, стр. 64. 4) Изд. „Костры*, М., 1922 г., стр. 29. 5) Изд. ГИЗ Москва-Петроград, 1923 г. Изд. .Аргонавты”, Берлин, стр 160. 7) Изд. .Новая Москва*, 1923 г., М. стр. 203.