Сибирские огни, 1923, № 3

странтов—один в Вильне, другой—в Екатеринославе. Еще не сошло с газетных столбцов дело ген. Ковалева, выпоровшего доктора Забусова. Драли, не разбирая ни чина, ни пола, ни возраста. Россия, это—огромная каталажка, в которой ежеми­ нутно разыгрываются дикие оргии произвола, в которой ни один обыватель не поручится, что он не будет выдран, а жена и сестры его не изнасилованы. Сикорский имел перед собою много примеров для подражания; и, если бы сейчас вам не пришлось судить меня, деяние Сикорского кануло бы в вечность, а русское общество узнало бы о нем только из нелегальной литературы или из ка­ кой либо глухой заметки в легальных газетах. Так самодержавие ведет борьбу за существование. Демонстранты—рабочие, студенты и даже дети растреливаются на улицах го­ родов. Тюрьмы и крепости переполнены. Часто в них производятся страшные из­ биения заключенных. После долгого заключения в самых ужасных условиях, люди ссылаются без суда и следствия в далекие российские и сибирские тундры. Но и здесь прави­ тельство не дает спокойно жить своим „внутренним врагам". Отношение к ним тесно связано со всей внутренней политикой правительства. И как в России поли­ тика „сердечного попечения" сменяется необузданной реакцией, так и здесь, в ссылке, довольно сносный режим сменяется страшными притеснениями. Нам при­ шлось ехать в самый разгар Плеве-Кутайсовской реакции, и все притеснения, сы­ павшиеся на ссыльных вообще, сыпались и на нас, как из рога изобилия. Разнуз­ данность правительственных агентов доходила до ужасающих размеров. Сикорский явился только порождением всего существующего строя. Не было, как вы виде­ ли, никаких средств положить конец насилию с его стороны—никаких, кроме вы­ стрела. Разделяя целиком взгляды Рос. Соц. Дем. Раб. Партии, в рядах которой я работал до ареста, я являюсь принципиальным противником террора. В согласии с программой этой партии я считаю освобождение России и уничтожение произво­ ла администрации возможным не помощью террористических актов, а помощью долгой планомерной борьбы народных масс, последним актом которой явится на­ родное восстание. Если я в данном случае прибегнул к помощи револьвера, т он е потому, что хотел в лице Сикорского поразить русское самодержавие, а потому, что это было единственное средство оградить себя и товарищей от насилия и п о ­ зора. й не под влиянием аффекта или запальчивости стрелял я,—нет, я стрелял вполне сознательно; я знал, что только такой отпор Сикорскому, облеченному не­ ограниченной властью, избавит нас от насилия... От вас, г. г. судьи, я не жду оправдания! Ваше оправдание будет равно­ сильно обвинению вами правительства, которому вы служите, в том, что оно дает власть такому человеку, как Сикорский. Но, с другой стороны, осудив меня, вы признаете, что действия Сикорского были вполне допустимы, что его полный про­ извол и надругательства, его образ действий был образом действий русского пра­ вительства; вы признаете, что Сикорский был плоть от плоти и кость от кости этого правительства, и тем самым вы запачкаете и себя, и все русское правительство той грязью, какой покрыл себя Сикорский". После этой речи и выяснения всех обстоятельств дела, даже цар ­ ские судьи, столь заботившиеся о престиже власти, вынуждены были признать, что тов. Минский убил Сикорского, находясь в состоянии необходимой самообороны—и оправдали его. Пересмотр дела „романовцев". Нашумевшее в свое время дело „романовцев", закончившееся необы­ чайно жестоким для того времени приговором—осуждением 55 под­ судимых из 57 к 12 годам каторги, как известно, вызвало сильней­ шее возмущение среди самых широких кругов русской революцион­ ной и либеральной общественности и даже за пределами России. На многочисленных митингах и собраниях принимались резолюции, резко