Сибирские огни, 1923, № 1 — 2
так же, как и все населяющие Цин-Цзянь народности—нечто очень низменное. Эмигранты были разрозненная неорганизованная масса, не имели лица, а потому, чем дальше, тем больше делались бессиль ны, нищи и теряли всякое уважение не только со стороны китайцев, но и всего населения страны. С Бакичем, как представителем какой-то эфемерной государствен ной организации (он часто называл себя: представитель верховной го сударственной власти России) и имеющим за собой лагерь, считав шийся организованной военной силой, тем более, что кое-какое ору жие в лагере было, китайские власти вначале сильно считались. Но, приглядевшись к нему, изменили подобострастное отношение на уклон чиво выжидательное; и хотя до самого последнего времени сильно побаивались лагеря, но „представитель Российской государственной власти“, не умевший использовать эту боязнь, потерял решительно всякий авторитет и зачастую подолгу не прйКимался губернатором, отговаривающимся обычно нездоровьем. Здоровье губернатора сильно- зависело от ходивших по базару слухов. Когда особенно упорно начинали говорить о перевороте, со вершившимся в Москве, или о том, что, не получивший несколько дней муки, лагерь собирается итти на Чугучак—губернатор выздорав ливал, любезно принимал Бакича, давал в честь его обеды и ездил к Бакичу в гости; слухи прекращались и губернатор опять заболевал. Почти во всех городах провинции есть телеграф, принимающий телеграммы на английском языке, но послать телеграмму было не так просто; телеграммы не всегда принимались, часто телеграф „не работал“, да и принятые телеграммы, так же как и письма, проходили строжайшую цензуру, во первых—на месте отправки, а во вторых—в центре провинции—Урумчах; смысл их искажался, многое, имевшее на взгляд европейца самое невинное значение, вычеркивалось. В первое время пребывания эмигрантов в Китае, в Чугучак на адрес Российского Консульства несколько раз приходили информаци онные сводки от англичан из Кашгара; были получены также пять или шесть номеров парижских газет, среди них Бурцевское „Общее дело“; газеты от Парижа до Чугучака шли около полугода и, таким образом, сведения давали весьма старые, последний раз, насколько помню, их получили в декабре 1920 года. В месяц, в два—три месяца раз в Чугучак попадала замусленная Семипалатинская газетка-листок, по которой, о том, что делалось в России, что-либо понять совер шенно невозможно. Раза два, каким то чудом в Чугучак дошли мо сковские газеты. Это было большое событие. Их долго читали, обсу ждали, изучали, старались „вникнуть“, „прочесть между строк“. В них прочли не только все об'явления, но и где помещается редакция, когда принимает редактор и проч.; места со слепой печатью или за тертые исследовались с помощью биноклей и луп. Два раза во время пребывания там эмигрантов через Чугучак проезжали иностранные миссии; весной 1920 года—французская, сле- _ довавшая после разгрома Колче, : Сибири йа~Да71БЙйн 1тоеток~че- __рез Китаи и летом т^го же гбда—ягТРн'ская. которая, пбелё то^ддКи по _Цин-Цзяну, возвращалась на родину (в двух городах провинции: Каш гаре и Урумчах иностранцы живут постоянно).
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2