Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

сывали на мороз заходивших погреться женщин. Партизаны Анненко­ ва получали до трех фунтов белого хлеба, мясо, масло, сахар и пр., об'едки выбрасывали, но для измученных, голодных и больных при­ шельцев хлеба на складах не было. — Побежали, сволочь. Ну, мы с нашим братом атаманом не по­ бежим, мы и им зададим жару—фраза которую приходилось слышать в Сергиополе на каждом шагу. Кичась и бахвалясь, анненковские партизаны и семиречинькие казаки были чрезвычайно довольны воз­ можностью не пустить обогреться, накричать избить нагайками, выг­ нать откуда-нибудь или есть хлеб в присутствии голодных. Покупка и продажа с'естных припасов и фуража были Анненковым строжайше запрещены, за нарушение этого приказа полагалась беспощадная порка. Предлагалось... двигаться дальше. Вся совокупность условий жизни Семиречья, условий вполне первобытных, создала в этом угол­ ке страны особую породу людей „семиреков“, тупых, жестоких, приз­ нающих лишь один авторитет—силу, живущих самой безжалостной эксплоатацией туземного населения и даже дома и на полевых рабо­ тах не расстающихся с нагайкой. Понятно почему дикий атаман из­ брал ареной своей деятельности Семиречье—нигде не могла бы Ан- ненковщина расцвести столь махровым цветом, как именно там. Почему Анненков не помог „оренбуржцам“? Говорили, что между Анненковым и Дутовым существовала личная вражда, но вернее— Анненков просто боялся увидеть в лице Дутова соперника на власть в Семиречьи и, чтобы обезвредить опасного оренбужца, решил окон­ чательно развалить остатки его армии. Между прочим, на протяжении всего времени до от'езда Дутова в Лепсинск, людей его армии уси­ ленно приглашали в партизаны, запись в которые покрывала всякие грешки. Становясь партизаном, каждый делался „сверхчеловеком“ и мог досыта жрать. Отмечу, что соблазнились привольным житьем и запи­ сались в партизаны- единицы. Части Анненкова были отлично вымуш­ трованы, имели чрезвычайно лихой вид, особый уклад жизни, друг к другу обращались на „ты“: „ты, брат атаман“, „ты, брат партизан“, полки имели громкие названия кирасир, улан и гусар; в армии его не было также никакой отчетности и канцелярий, жили на „честное слово“ и „чем бог пошлет“. К оренбуржцам на пути их из Каркаралинска до Сергиополя и в самом Сергиополе присоединилось много различных разрозненных частей, обозов и единичных беженцев, выходивших из степи, двигав­ шихся из Прииртышья и с Алтая. Можно предполагать, что общее ко­ личество отходящих колебалось от 100 до 150 тысяч. В Сергиополе наступила настоящая зима, выпал снег, начались морозы. Между тем, тиф не прекращался, теперь почти все были или тифозные, или выздоравливающие. Кто перехворал сыпным,—зара­ жался возвратным. Дальше на юг двигалась уже „мертвая колонна“. Приблизительно с Каркаралинска, а к моменту выхода из Сер­ гиополя, уже вполне ясно, в людях стало намечаться, нигде мною раньше не наблюдавшееся явление, достигшее впоследствии форм непередаваемо страшных: в людях постепенно начало отмирать чело­ веческое достоинство. Полная потеря его, озверение, наступило зна­ чительно позже, но уже в киргизских степях и на перевалах Тарбага-