Сибирские огни, 1923, № 1 — 2
А весной из сада пахнет теплой сыростью, терпкой свежестью зеленых листиков. Ах, милый флигель, старый, тихий! Прежде голубой, теперь вы цвел. „Закорявел“, говаривал отец и все поновить хотел. Во флигеле жили уже лет двенадцать. Переехали туда после смерти матери, балованной, красивой. Мать любила большой дом, с лепными потолками, гулкими корридорами, скользкой зеркальной му тью паркетов. Купили всю усадьбу с огромным надворьем, флигелем и двумя садами за бесценок от князьков одних. Так все осталось, как было при них. Но Валентина боялась с детства длинной цветистой цепи фигур в широких рамах. Зато отец, под пьяную руку, шаркая большой ногой в модном ботинке, белом с черными пуговками, любил показывать язык и подмигивать навстречу надменным глазам, мушкам, кружевам и мундирам: — Как поживаете, ваше сия-сь!... А домик-то ведь мой-с! Вот как мы-с, мужички ярославские! Флигель был весь в тени. Деревья старые раскидистые. И тиши на. Валентине он казался всех надежнее в мире. Долго не наступала зима. Ветер колючий, снег сухой, как крупа. И все гололедица. В последние годы в большой дом перевели главную контору. Взвила Осипыч каждый раз заходил во флигель, когда бывал там. Пробовал передавать новости. Но бабка мотала бисерной накол кой: „И... и... не судакай, батюшка. Знать не знаю. Каки-то советы. Ты спутал поди, ВавилаГ... Спит Валентина и сышит, как от грома дрожит железо на кры ше... На ней туфли белые, а шагать надо по лужам. Туфель ужасно жалко, гром гремит, и железо коробит на крыше, как под палками. Гром. Вот гремит! Валентина открыла глаза. В дверь стучала Матвеевна изо всей силы. — Барышня... Валентина Николаевна... Да, вставайте-же, ради Господа. — Что?—Валентина открыла дверь. Матвеевна стояла на пороге, запахивая кацавейку. Беззубую челюсть сводила в сторону дрожь. — Господи, нянечка, в такую рань... Нянька качнула головой и сморщила щеку. Даже затопала: — Да ведь... погром. Погро-ом... Все магазины, все лавки гро мят... И наши тоже... Ох... Остановилось, будто юркнуло в бок сердце... — Ну? Ох, что-же это? — К Вавиле Осиповичу звонила... Сказал, что этих... ме... меле- цейских позовет. Сразу отлегло от сердца. — А... Ну... Так что-же ты? И полезла опять отогреваться под одеяло. На другой день, к вечеру пришел Вавила Осипыч.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2