Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

— Я в Красную армию зачем пошел? — Кыласна?.. С Куолькой... Чиха... Запинается. Смотрит на Кольку. — Бить?—подсказывает кто-то с нар. — В Пекин не пускает тебя, чех... Бей его, Ли-ю!... Улыбается Ли-ю. Черную городьбу зубов обнажает. Будет бить. Винтовка есть. Штык хороший. Есть,—только никому, кроме Кольки, Ли-ю не говорит,—нож. Финский называется. Бреет. Хо! На станциях много народу. Продают и меняют хлеб, огурцы, яб локи, сало. Смотрят на Ли-ю. — Ходя, а ты куда? — Ходя, а ты большевик? — Кыласна... Пульшеик. Хорошие слова... Растешь с ними. — Китаеза-желтоглазый, ты-то куда? Нехорошо говорит этот —в пиджаке. Молчит Ли-го. Зашитый нож нащупывает. Распороть,—думает,—ночью надо. Не большевик это го ворит. Л все-таки хорошо ехать. Долго. Далеко. Так много-много земли, лесов, полей, гор... Станций много, народу много. Девушек русских много. — Чена шабка муного надо! Опять стучат колеса, рельсы. Ребята галдят, смеются. Гармонь надрывается. Чай пьют. Едят хлеб, сало, огурцы... Колько хорошо го­ ворит. О Красной армии, о чехах... Обо всем говорит. Хо! Хорошо ехать на пароходе. Кипит, шумит, пенится под коле­ сами вода. Стучит, пыхтит внутри парохода,—должно быть в животе. Я Волга—широкая-широкая. И в душе просторно. Что угодно войдет: дом. гора, лес. Все. Что ребетня обыграли Ли-ю в „двадцать одно“—это ничего. Те­ перь „чена“ не надо. Я ребята так и тянут чай пить, хлеб, масло, сало, огурцы, яблоки,—все дают. — Ешь, ходя... На твои рубли покупали!.. — Муи... — Твои, твои... Семячками, табаком угощают. Распрашивают. — Ли-ю, а в Пекине—как? — Муя не был. — Я где твой батька?.. — Помилай... Илкуск... Пуйкал... — Я ты в Иркутске был? — Была... Туал толгуй... Чисти-чисти... — Скоро будешь опять в Иркутске. — Туолго... Чиха бить... Путом... Я в глазах—цветет море. Зажглось, зазеленело. Радуется Ли-ю. Там, в Иркутске, свои есть... — Я ты не боишься, Ли-ю, чехов?