Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

Ф Л И Г Е Л Ь В общем все было по прежнему. К одному только было трудно привыкнуть: никогда перед обедом не зальется тонко в передней зво­ нок—отец умер. Не забывалось еще его сине-багровое лицо и взду­ тые жилы на висках, когда он мертвый лежал на диване. Его хватил удар на улице. — Распорядительный был, батюшка наш, а тут и пальцем ше-, вельнуть не успел,—вздыхала нянька Матвеевна. Как и всегда утром за дверью: „Кофе-ек!“ Запах ванили и ко­ фейного зерна. Китайская чашка. Потом перелистать ноты. Скользнуть пальцами по клавишам. У окна пяльцы. На зеленом, как лужайка, сукне кувыркается иголка. Оживают розы и мотыльки. В шкафике с зеркальными стеклами бе­ леют, розовеют хрупкие севры, а между ними чугунные фигурки— словно негры. Над пианино в плюшевой раме, приседают и раскла­ ниваются в минуэте кудрявые беловолосые маркизы. На полу—ковер- одноцвет красный. На стенах тоже: цветы, птицы, разводы. За выши­ тыми ширмами, где кровать, всегда тень. Занавески на окнах густые, как белый туман. Приходится рано зажигать электричество. Веером все зарумянивает отсвет малинового абажура. За окном темная синь. У печки кот—Миляйка, жирный серый курлыка. Что за окнами было, про то думать не хочется. Управляющий Вавила Осипыч рассказывал как-то, что „в столице большевики вверх берут“. Бабушка разливала чай, гоняла мух от вазочек с вареньем и лениво поварчивала: — Ну и пусть... Все без ума нынче... Как хотят... Пусть худые умишки растряхивают... Только-бы нам не указывали... Пей, Вавила, простынет... Вавила Осипыч служил с „мальчишек“. Дедушке за кипятком в чайную бегал, а теперь после отцовской смерти, все дела и торговля в его руках. Хмурый, нескладный, большеносый. Говорит сутулится, на слова скуп, а зато за ним, как за каменной стеной: копеечка не пропадет. Настанет зима—вставят рамы. В печке защелкают дрова. На ко­ ленях заурчит Миляйка. з