Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

— Сладость-то шилом, видно, хлебать надо,—вздыхала нянька и насмешливо пересчитывала банки. Сегодня не шумели во дворе. Тихий закат был, точно отдыхал. В просвете, между деревьями, золотое переходило в багрово-красное, горело далеким костром. Валентина распахнула окно. — Вх, как хорошо! В заалевшей листве чирикала какая-то птица. Валентина поправила пояс, повернулась белым отражением в зер­ кале... Сегодня он будет добрым, Вавилыч... Любит, когда она в светлом. Протянулась поудобнее на диване, раскрыла тонкий томик Тютчева и читала певуче и печально: Пускай скудеет в жилах кровь, Но в сердце не скудеет нежность... О ты, последняя любовь, Блаженство ты... — И безнадежность... безнадежность. Ха! И вошел в комнату, кривя улыбкой рот. Валентина с сердитой досадой захлопнула книгу. — Рассердилась? — Да. — Еще больше рассердишься... Но это все равно, решено уже. Дрогнул голос. Взял за руки. — Милая, это необходимо. Шумно вздохнул и отрезал. — Завтра тебя отсюда выселят. Она вскочила, побелев, держась за сердце. — Что? Что? Меня отсю... а-ах! Смотрел с холодной серьезностью. — Да, завтра. Придут и все возьмут. Дом, сад, все одним словом, необходимое оставят. Трясясь мелкой дрожью, двинула посинелыми губами. — Да... кто... это приказ-зал? — Я. — Ты?., ты?.. В расширенных зрачках выростал черный, огромный ужас. Он приблизил к ней лицо, шептал, широко растягивая рот: — Да я, я... Раззе ты понимаешь, куда катишься... Я не могу допустить... Ведь люблю... Ну, пойми, пойми!.. Может быть, нам... и мне, значит, уйти отсюда придется. Надолго, кто знает... В тебя... Засмеялся беззвучно и сжал плечи крепче. — Я сказал, что никому не передам. Не пе-ре-дам!.. Хватит с тебя, набарышничалась с жизнью!.. Все равно, так и так кончится это... Вырвалась, вскрикнула, упала на колени, уронила голову на диван. Погладил по волосам. Она билась, каталась головой по мягкой обшивке, как связанное животное. — Что-ж, поплачь... Потом будет сила... В это все смоет. Потом будет хорошо.