Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

(„Знаете—жить от вещей. Меня зовут—я еду, меня любят—я позволю любить, в витрине бросилась в глаза вещь—я покупаю“).13), повто­ ряющая Пйльняковский трафарет—„ну, а если ни во что не верить?,,14); князь Борис Ордынин („вообще революция и все лишь пешки в ла­ пах жизни“, „я ненавижу все и презираю всех“)15*), его брат, рели­ гиозный мистик Глеб Ордынин. („Я тоже потерял веру. Я не знаю...“)10), князь Константин. („Я ни во что не верю. Одичанье. Что мы? Что наши чувствования, когда кругом дикари?“)17), генерал Лежнев, („не стоит жить!“)18) и т. д. и т. д. „Циники-материалисты“: „большевичка“ Наталья Ордынина („са­ мое ценное—хлеб и сапоги, что-ли, дороже—всех теорий“).1920), все во­ обще „кожанные куртки“, крестьяне на уездном с'езде советов, взды­ хающие под звуки Интернационала—„Л—маловато колбасы дали, се-таки“,23), продотрядчики, насилующие баб за право проезда в теп­ лушках; бабы, отдающиеся продотрядчикам за „хлебушко, хлебушко“; дама в шляпке, сладострастно произносящая „хлебец, мясцо, молочко“ („Тысяча лет“), дежурные по станции Мар, загребающие взятки, „по­ дати“ и бабьи тела, и вообще—все „Иван да Марьи“, вся бунтарская не дворянская Россия, уходящая, по Пильняку, в XVH-ый век, в разин- ское зверинское бунтарство... „Нигилизм“ первой категории его героев является, конечно, та- кой-же пародией на революционный нигилизм 60-х годов прошлого века, как цинизм и материализм персонажей второй категории —на эконо­ мический марксистский материализм. „Нигилизм“ первых—буржуазный нигилизм, нигилизм разлагающегося, умирающего, экспроприированного класса. Основа его несложной философии: все отнято, все погибло, посему ничего не жаль, все дозволено. Если старый „базаровский“, писарев- ский нигилизм шестиднсятииков вырос из разочарований в религиоз­ ных иллюзиях, в метафизических догмах, в романтике и буржуазно­ сентиментальной идеализации действительности („Alles was ist, ist vernünftig“), откуда виделся естественный выход в реализме, „лопухе", науке, культуре, революции, атеизме; если, таким образом, благост­ ным и неоспоримо революционным было это всеотрицание восходя­ щим разночинцем ценностей феодального прошлого, то „нигилизм“ князей Ордыниных, нигилизм генералов Лежневых,—лишь всеотрица­ ние буржуазно-помещичьего отчаяния;! всеотрицание смерти, лишь Андреевское: „потушим фонари и полезем во тьму“. Этот нигилизм никуда не ведет: он бесплоден, как библейская смоковница. Но немногим выше его, в трактовке Пильняка, материалистичес­ кий цинизм Наталий, Ксений, Иванов да Марий: таких экономических материалистов когда-то еще Г. В. Плеханов охарактеризовал словами старушки из Глеба Успенского—„в карман, норови, в карман!“ 13) Jb., „Снега1', стр 48. 141 Jb.. 49. 15) „Голый год11, стр. 39. 161 Jb., 39. 171 „Былье“, нзд. „Звенья1 М. 1920; „Тысяча лет-1, стр. 51. 181 „Былье“, „Наследники“, 99. 191 „Гол. год“, 58. 20) „Смертельное манит“, повесть „Иван-да-Марья“, стр. 144.