Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

Нигилисты и циники. (О творчестве Бориса Пильняка)*). „Похожий на Дон-Кихота“ (какая зверская насмешка!) и одновре­ менно (таков уж „разительный“ нрав пильняковский) „на большие ножницы“, писатель Яков Сергеевич Камынин, написавший пятнадцать книг, является со своим приятелем, доктором Федоровым, к жалкому голодному, советскому Акакию Акакиевичу, захолустному чиновничку финотдела Ивану Петровичу Бекешу, предлагая купить за тысячу руб лей интимнейшие дневники чиновничка—память далекой страсти к де­ вице Веральской. „Иван Петрович сидел неестественно прямо, дер гаясь, как на шарнирах. И было в его подергиваниях и в капельках пота на лбу—очень гаденькое, подхалимствующе-резонное“* 1). Но, ко­ нечно, в тысячу раз гаже писатель Камынин, холодно спекулирующий на голоде и нужде чиновничка Бекеша. В сознании доктора Федорова несется: „А ведь это что-то рчень мерзкое, очень мерзкое“. Но тут-же находится и циническое оправдание: „Ну, а если ни во-что не верить?“2). Тогда, очевидно, все дозволено! Находит садическое утешение себе от этой мерзости купли—продажи чужой души, „и так дешево“, также Камынин:—„во всякой боли есть красота“3), видите-ли; конечно, в чужой боли, в подергиваниях и ка­ пельках пота на лбу Бекеша есть „красота“ для него, Камынина, на­ писавшего пятнадцать книг. Представления писателя Камынина о „кра­ соте“ не слишком сложны: как у юнкеров и фельдфебелей,—карты и женщины. И в этом „чудо“. „Кто не мечтает о чуде? Дама пик, ко­ роль треф и девятка. Единое чудо. И красота. И еще чудо женщина“4). Камынинское служение красоте—проще амебы: „знаете-ли, достал три пуда рыбьего жира и картошку, и еще два года могу прожить для красоты“5)... Автор для полноты этого „служения красоте“ при­ бавляет, что „писатель Камынин не сказал, что кроме жира и кар­ *) В дискуссионном порядке. 1) Б. Пильняк—„Смертельное манит“. Рассказы. Изд. Гр. Жебина Москва,_ 1922 г. стр 181. Из рассказа „При дверях“, стр. 17. 2) ЛЪ., стр. 18. 3) ЛЬ., стр. 19. 4) ЛЬ., стр. 23. 5) ЛЬ., стр. 19.