Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

внутренних переживаний. Здесь нужно большее мужество И смелость рисовать все, как оно есть—и желанная революционная сила, которая у него в основном данй от этого не нарушится, а усилится. Такое му­ жество Либединский в полной мере выявил в своем замечательном письме чекиста Сурикова, и от этого оно и является одним из самых сильных мест в его повести. Если-бы Либединский сумел нарисовать белых такими людьми, какими они обычно и являются, от этого дра­ ма их вырисовалась-бы еще ярче и социально она блеснула-бы еще безнадежней. Л мирок, который нарисовал нам Либединский, стал-бы еще полнее, живее и убедительней. Л. Сейфуллиной нельзя пред'явить подобных обвинений. Она уме­ ет писать и пишет крепко, ядрено. В семи главах она сумела нарисо­ вать во всей глубине деревню, как особый мир с его крепкими кор­ нями, ушедшими в землю, в труд—и до ее последних революционных взмывов, противоречивых для нас, цельных для нее са'мой—в полноте ее собственной жизненной цельности. „Здесь у людей крепок хребет, густ в жилах настой звериной крови, плодо­ вито. как у земли, чрево. Но жадна и скупа душа, всегда мучимая собиранием, жаждой, накопления плодов земных для огромной утробы всех, кто живет, рождает или мыслит, кто сцепляет звенья для продления жизни*... Даже в этих описаниях дана почти предельная крепость и сти­ хийная насыщенность изображения. И никакой выдумки. Начиная с небывало яркой, верной русской, народной речи мужиков, порой поражающей нас своеобразной глу­ биной и образностью, близостью к изначальному значению слов, и кончая бытом и основными переживаниями мужиков,—все это пода­ вляет силой и четкостью выражения. Слепит яркость массовых сцен, как например сцены избиения купцов, выступления Красной армии в уездном городе, которые даны как великолепное и глубочайшее со­ циальное зрелище, где мелькающие лица, иногда по одному выкрику, сразу автор выпечатывает в их индивидуальной и социальной пол­ ноте. ..... Сбоку, рядом с купцами, размахивал руками солдат в грязной шинели, с походной сумкой за плечами. Вытаращив глаза они одни жили насером земли­ стом истомленном лице,—он дико орал: — Имперялистов поймали! Вот они идут. Бей имперялистов!*— :.., Опять загремели, колотя захолустный покой большие слова: Нигде в мире нет Республики Советов! В Европе власть капитала... ..Белобрысый;- понял, что красная гвардия должна пригрозить Европе и ра­ достным ребячьим выкриком отозвался: — Застрамим Европу, товарищи!'* Благодаря отсутствию какойгбы то ни было тенденции, кроме тенденции охватить жизнь л ее обычно незримой глубине, автор ри­ сует деревню, как нечто живое, социально-колеблющееся. В сцене из­ биения купцов, выступления красной гвардии на ряду с захватываю­ ще-красочными сценами, мы видим, как деревня реально подпирала своим крепким плечом русскую революцию, вливаясь в городской ре­ волюционный поток своим крепким настоем. Герои повести „Перегноя“ не вызваны на страницы книги, а слов­ но сами вышли на ее страницы, и когда читаешь о Софроне, об Др- тамоне Пегих, то словно видишь впервые живого мужика.