Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

грязных котелках, и просят еще и еще. .Мамка ешшо просила“. Здесь инстинктивно знают, что человек имеет больше прав на жизнь, чем крыса. „Зачем крысе человека исть?“. И Пильняк видит сквозь зримый ужас российской действитель­ ности, как над Россией встают весна, любовь, невеселое, мутное солнце. . . . . ... Здесь сквозь тьму первобытного хаоса, почти незримо, но уже пробивается жизнь. Огромное множество людей, калейдоскопически мелькающих со­ бытий, все это размещено в плоскости этих двух миров умирающего Запада и в мятели и хаосе встающего Востока. При первом чтении повесть отталкивает читателя, и нужно ог­ ромное усилие, чтобы охватить ее как нечто единое, как цельный мотив. Внешне Пильняк и здесь остается таким-же каким он был и раньше, на заре туманной, но здоровой юности своего писательства, внешне с тем-же обликом, каким мы его зарисовали в его основных чертах в статье „Пафос современности и молодые писатели“.*). Но в данный момент нас интересует друга'я сторона. Пильняк хо­ чет быть непременно новатором, своей повестью он несомненно пы­ тается дать новый вид социального романа, где в согласии с темпом современности стремится, как можно экономнее во внешних средствах, охватить огромный фон общественного лика жизни. Бесспорно, как это уже не раз указывали, как он и сам указы­ вает в посвящении, он ученик Ремизова. Еще больше в своем твор­ честве он имеет точек соприкосновения с внешней манерой письма Андрея Белого. Эта зависимость с первого взгляда внешнего харак­ тера,—казалось бы—что сходство его выражается лишь в темпе вос­ приятия жизни, в бессвязном нанизывании образов. Кажется, что качественно мировосприятие у Пильняка совершенно иное, фокус художественного луча направлен в противоположную сторону. Он весь—устремеление к социальному, Андрей Белый киндивидуаль- ному, к нащупыванию „потусторонней значимости бытия“. Внешне это бесспорно так, и его повесть встает пред нами, как конкретная проблема художественного творчества. Пильняк уходит не только от старомодной манеры подробной зарисовки психологии от­ дельных людей, фиксации непрерывной линии их судьбы, нет внешне он идет дальше, пытается продвинуться глубже—к описанию множе­ ства лиц, обрывков,, событий, мелькающих картин в их социалной плоскостй. Этой манерой он стремится уловить основной тонус целой страны, нескольких стран. Автор перебрасывает действие почти без всякой связи из Лон­ дона на границу России и Польши, с границы в Москву, из Москвы на северный полюс, оттуда в Берлин, затем в села и города России, и снова в Лондон и на северный полюс, Пильняк ищет новой формы для охвата той стороны жизни, ко­ торая сейчас несомненно для основного слоя читателей является важ­ нейшей. *) См. книгу „Творец общесгво -искусство“ 192'! г. издат. „Сиб. огни".