Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

Внешне, это—сплошная теоретическая болтовня, интеллектуаль­ ное жонглирование острыми положениями, которые автор припра­ вляет газетными* иллюстрациями описываемого им быта Европы и России. у V л Хулио Хуренито, испанец, авантюрист, .великий провокатор“, как его называет автор, по замыслу и выполнению является современным Мефистофелем. Через его восприятие, через его толкование, автор, жалкий, ра­ зочарованный и опустевший, „тонкий Фауст“—по слову Пильняка, тщится дать нам сатирическую картину современного мира, памфлет на современные социальные колебания огромной поверхности, кото­ рая зовется—Запад, Россия. Плоскость своих неглубоких мыслей, пустоту ощущений и вос­ приятия мира, автор с ловкостью парламентского либерального бол­ туна старается заранее, начиная с предисловия, забаррикадировать от нападений людей, у которых висит еще Толстой над их рабочим сто­ лом, несерьезным, клоунским отношением ко всем проблемам жизни, болтливым кувырканием акробата. Многие критики видят в книге памфлет на буржуазную, вырождаю щуюся Европу. Эго верно в том отношении, что это безусловно вхо­ дило в основной замысел автора. Но бесспорно и то, что такому са­ тирическому сечению в неменьшей степени Эренбург стремится под­ вергнуть и события русской революции, ее устремления, которые по­ родили, рисуемый Эренбургом, советский тонус жизни, как его вос­ приняли Эренбурговские герои. Качественно Эренбург воспринимает весь мир одинаково: в нем льется кровь, как клюквенный сок, и слезы смешаны с клоунски­ ми румянами, как в Блоковском „Балаганчике“. . „Великая концепция“ этого произведения ясна, она не идет глубже страниц и слов, на которые так щедр этот молниеносный автор, и эта концепция могла бы с неменьшим успехом быть изложе­ на автором и в газетной статье строк на двести. „Я не знаю, когда придет этот час свободы, восторга, бездумья. Знаю, что он^придет, еще знаю, что для этого надо торопить неизбежную стрелку событий, войн, революций нашего нелюбого (??) мне дня“, говорит Хулио Хуренито. И на всем протяжении книги, в 350 больших страниц, герой этой книги (именно книги, а не произведения) осуществляет свои мефи­ стофельские замыслы, ускоряющие эту стрелку войн, бойни, рево­ люции. Эта слишком очевидная постройка совершенно не имеет каких- либо „внутренних покоев“, внутреннего содержания, живых образов жизни и вся исчерпывается неглубоким ницшеанством, провозглаше­ нием любви к дальнему и пустого, легкого презрения к современной борьбе человечества. Есть в этой книге и модная философия шпенглерианства, э т о - зарисовка умирающего Запада, окостеневшего быта Европы, выдох­ шегося и внутренне одряхлевшего, и взгляд на социализм, как сред­ ство взять в железную узду человечество, вздернуть его на дыбы и создать империалистическую организацию диктатора—цезаря.