Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

дяги-ссыльные. В какие ужасающие формы отливается иногда бесконтрольная власть этих последних над детьми, показывают поистине потрясающие страницы и-з жизни церковно-приходской школы с. Красноярова (на Лене). Но об этом го­ ворить пока еще не приходится... И опять таки полезно иметь перед собою эту картинку тем хули­ телям нашей революции, которые идеализируют прошлое, „доброе старое время“, которым кажется, что мы разрушили какие-то неруко­ творные ценности. Не прошла мимо Троцкого и деревенская медицина. „Взять хотя бы,—говорит он—деревенскую медицину. С/ медицинской бес­ помощности и беззащитности сибирской деревни писалось, писалось, писалось... Установилось в этой области нечто вроде спорта, корреспондентского конкурса. „Длина нашего медицинского участка, пишет один корреспондент, 100 верст, ши­ рина его 80 верст“. „Я у нас, перебивает его другой, и в длину двести, и в шири­ ну двести, а дорог нету“. ,-,Нет, это что, захлебывается третий, вот у нас, так про; сто „без меры в длину, без конца в ширину“. Коренное деревенское, мужицкое население продолжает умирать и „горлом“, и „животом“, и всякими другими способами, совершая этот процесс молчаливо и сосредоточенно, в полной, плвидомому. убежденности в его фатальности. Чтобы не расплываться в общих рассуждениях, приведу два-три конкрет­ ных примера из практики последних -1-4. лет четвертого участка Киренского уезда. Привозит крестьянин в с. Нижнеилимское, центр участка, свою жену, душев­ но-больную женщину. Спрашивается: что с ней делать? В приемном покое с тре­ мя койками (на весь участок) ее поместить нельзя: негде, да и присматривать за ней некому. Отправить ее в Иркутск. Но для Этого необходимо списаться с „Ир­ кутском", а на сей предмет нужно определить специфический характер душевной болезни, чего нельзя сделать без наблюдений. Для наблюдений же, иногда для­ щихся довольно долго, необходимо больную хотя'бы временно поместить в Никг- неилимском, а поместить ее негде. Ни пристав, ни крестьянский начальник на свой собственный страх не решаются отправить больную в Иркутск. . Волость“ отказы­ вается (за неимением) дать ей какое-нибудь помещение, помимо приемного покоя, куда ее не принимают. Наконёц, муж ее отказывается вести обратно: в семье у него одни малые дети, значит, за женой, требующей постоянного и внимательного ухода, придется неотступно следить ему самому, а это должно совершенно разо­ рить его. Все оказываются правы. „Прав“ врач, не принимающий больную в амбула­ торный покой, так как поместить ее там оказалось невозможно. „Права“ местная администрация, отказывающаяся отправить больную: в Иркутск на казенный счет, ибо такого права местная администрация не дает:|£„Прав“, наконец, мужик, неже­ лающий возить жену домой, так как уход за ней неминуемо доведет его до нище­ ты. В результате этой всеобщей „правоты“ мужик всетаки везет свою бабу домой (видно его „правота“ оказалась сортом пониже)—а финал всей этой истории ра­ зыгрался за кулисами... № 2. Привозят душевно-больного мужика, которого „девать“ некуда, ибо в его деревне от него „житья нет“. Разыгрывается вышеописанная история, но в ре­ зультате ее’ больного не увозят обратно, а помещают для наблюдения в „тюрем- ку“ (каталашку), которая в этом, как и в нескольких других случая*, фигурирует в роли психиатрического отделения Нчжнеилимского приемного покоя. На четвер­ тый день своего заключения (..) несчастный больной умер, развязав таким путем всем руки... В одном и том-же сибирском селе оказались два старых бобыля: один ссыль­ ный „повстанец“ с ногой, простреленной уже в Сибири, в „деле“ на Кругобай­ кальской дороге: другой старый, бесприютный солдат, служивший в Сибири и в свое время участвовавший в кругобайкальском усмирении. Старые измученные, бесприютные старики нашли последнее пристанище в одной и той же волостной „тюремке“. Там эти два „врага" могли на досуге предаваться воспоминаниям о „деле“, в котором один был усмирителем, а другой усмиряемым.