Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

чание, несоответствующего содержания, или угроза вывести шумливых, возвра­ щает меня к действительности и вызывает в моей голове отчаянно-недоумевающие сопоставления. Степан Парамонов, у которого лошадь на днях запуталась в изго­ роди и вывихнула ногу—и Суворов перед гофкригсрат м. 19-ти летняя Авдотья, никогда невыезжавшая из Усть- ута дальше „поскотины“—и Мальтийский орден, венчающий победы Италийского. Что? Почему? В каких смыслах? трах, тррах, раз­ дается канонада... Ск лько есть общих вопросов, бесконечно более близких, важных и понят­ ных народу, ошарашенному новыми условиями хозяйственной жизни. Сколько ча­ стных вопросов, возбуждаемых теми „охвостьями“ современных политических со­ бытий, которые в форме призываемых ополченцев и требуемых подвод—задевают деревню... И в ответ на все эти мучительные вопросы Суворов прыгает через стулья- чемоданы и поет петухом“. Троцкий все-таки находился еще в лучших условиях, чем сотни ссыльных Туруханского края, Якутки, Киренской ссылки и других гиб­ лых мест, где не было места даже и этим „генералиссимусам“, где в ответ на мучительные вопросы раздавалось только завывание снеж­ ной вьюги и диких зверей, где спивались, сходили с ума, топились, стрелялись более слабые натуры, у которых не хватало сил и веры в свои силы. Но даже и эта Усть-Кутская, Мекзурская и Нижне-Илим­ ская ссылка жила в то время тяжело, беззаботно. В одной из корреспонденций („Из деревенского дневника. Фан­ тазия и действительность". „Восточное обозрение“ 29 мая 19С1 г.) Троцкий опять пишет о себе, о своих переживаниях. Конечно, надо думать, что Днтид Ото—Троцкий не свои личные только переживания передавал на страницах „Восточного Обозрения“, а настроения и жизнь своих товарищей по ссылке вообще. В этой корреспонденции он дает образ Сибирского „чалдона“, своего хозяина. „Живу я у зажиточн го мужика, который, тоже, говорят, „с греха“ разжился. Не знаю, правда ли, нет ли, но он мне симпатичнее других ургутских мужиков. Он не так жаден, отличается гостеприимством, держит тебя с некоторым достоинством, не глуп. Жена тоже подстать. Зато пьют они оба необычно даже для пьяной Си­ бири. ..У людей страда“, говорит бабушка, что то вроде двоюродной тетки хозяи­ на, доживающая у него свой век, „а наши то пьют, никак не уймутся“... Бабушке уже за восемьдесят, но собственно сколько именно за восемьдесят, она не знает: может быть пять, а может быть и пятнадвать. Вся она ссохшаяся, маленького ро­ ста, со скрюченными пальцами, с „посошком“ в руке, настоящая бабушка, какие рисуются на картинках. Бабушка в полности сохранила здравый рассудок и, не в пример другим старикам, не ругает „нонешнего времени“. — В наше то время худо было—беды...—говорит она, глядя мимо собесед­ ника и кивая сморщенной головой. „Вот оне, руки то у меня какие—все от рабо­ ты. За пятнадцать копеек в день чего-чего бывало только ни наработаешь,—б е­ ды. Ныньче лучше, жисть легче пошла... Деньги вольные в дому повелись.. Я они то пьют, да пьют: им бы сдержать друг дружку, а они, непутевые, все пьют. Бе­ ды“.—И затем наклонившись к собеседнику, она каким-то скорбным шепотом про­ должает: „Я все она. Он напьется, проСпится, а она пьяна, в доме-то не топлено, не варено, не метено, — он и опять напьется. Она то потом очунится, а он пьян валяется,—вот и она опять запьет... Так остановиться и не могут“... Хотя из слов бабушки вытекало, что они оба фигурировали в совершенно одинаковых ролях, но бабушка всегда решала, что виновата она. - Брось—говорила она хозяину: перестань, говорю тебе. Сена-то навез на сто рублей, за триста верст вез его, а теперь оно на лодках под дождем мокнет. Хозяин все пьян, одни работники округ его вожжаются. Все прахом пойдет... Но затем, переменив тон на жалостливый, старуха уже продолжает:—Знаю, что горько тебе: пьет она все, не хозяйка она, непутевая.