Сибирские огни, 1923, № 1 — 2

Она отшатнулась растерянно и метнулась к двери. Заколотила, что силы. — Валечка, да вставайте, Валечка! Военком поморщился: „Ну пойдем теперь“... Жарко зарумяненная щека льнет к белому пуху платка. Темно­ медный завиток около маленького уха. А глаза голубые, еще не отблестевшие от снов. — „Благодарю, не ожидал,“—вспыхнул вдруг военком. Глаза-то какие, ох! — Вас спрашивают, подтолкнул управляющий под локоть. Голубой неспокойный взгляд. — Послушайте, для чего? Неужели возьмут у нас... наш флигель?.. Она переводила на всех синеющий взгляд. Вдруг к нему. Ма­ ленькая, слепяще-белая рука на обшлаге. — Послушайте, неужели возьмете?.. Я так люблю здесь... Ведь вся жизнь... тут шла!.. Он вздохнул всей грудью, улыбнулся растерянно. И вспыхнул опять чуть не до слез. — Конечно, обязанность... но., но постараюсь... Старушечье лицо прыгало, улыбаясь каждой морщинкой. Задер­ жала на крыльце. — Уже вы, батюшка, устройте. Барышенька у меня нежные. Заходите с вестями... Уж рада она будет, говорю. Горячая кровь еще не отхлынула от щек. На мандате по осмотру квартир, пригладив его у косяка, военком написал: „флигель стар и мал, к жилью не годен“. Военком еле дождался следующего дня. Дробно застукало серд­ це, когда позвонил у цветного фонаря сеней. — Дома, дома. Пожалуйте, батюшка. Сумерки и малиновый свет мешаются в яркую полутьму. Как пахнет... Даже больно дышать. Голубоглазая стояла, и взгляд сиял навстречу. — Здравствуйте... ах, не знаю, как вас зовут... Сказал упавши, чуть хрипло—радость сжала голос. — Сергей... да... Сергей. Пили чай. Потом она играла. Спрашивала, нравится-ли. Говорил „да“ на все. Этот мягкий, меднистый узел над белым затылком... Ре­ сницы встрепенула дрожь... Губы какие... — Вы любите Шопена? — Да-а. Еще свежо стояла в памяти дымная комнатушка с земляным по­ лом в галицийской халупе. А теперь тоже, лучше-ли: ящик длинный с пасмурными окнами. И там никто не ждет. И каждый вечер тянуло к голубым, когда-то стенам, в полумрак и пряно сладкий запах пачулей и лаванды.